Арно Зурмински - Йокенен, или Долгий путь из Восточной Пруссии в Германию

У дяди Франца было по-другому. Почему у дяди Франца не было детей? Потому, что тетя Хедвиг хромала и была немножко горбатой? Но она была очень добрая, этого у нее нельзя было отнять. Им вполне пригодился бы кто-нибудь вроде маленького Германа Штепутата. У дяди Франца Герман мог пить из винных рюмок и дуть через курительную трубку. В кладовке тети Хедвиг была копченая колбаса без хлеба и огромный горшок с маринованными тыквенными кубиками. Но все это было ничто по сравнению с лошадьми. Дядя Франц как-то посадил Германа на спину лошади и смотрел, как он будет себя вести. Только не реветь. Не подавать виду. Просто сидеть без седла, без уздечки. Если конь сорвется, он понесется до Вольфсхагенского леса. Смеяться. Потрепать гнедого по шее. Экзамен был выдержан.

- Из тебя может получиться настоящий крестьянин, - заявил довольный дядя Франц. Ну, а теперь самому соскользнуть по круглому лошадиному боку. Дядя Франц садился с Германом на подставку для молочных бидонов и рассказывал о своих лошадях. Клички он им дал запоминающиеся: Заяц, Кузнечик, Кусака, Шалопай, Лях. Черную кобылу звали Цыганша.

- В пять лет ты уже должен сам забираться на лошадь, - говорил дядя Франц. Только тот, кто без посторонней помощи, без седла и уздечки может залезть на лошадь, тот наездник. Это было совсем не так просто. Герман брал Зайца и упражнялся за амбаром. Сначала он забирался на лошадь с забора, рулона соломы или ограды навозной кучи. Когда ему это удавалось, он ехал к кухонному окну тети Хедвиг, показать, что, хоть и от горшка два вершка, а забрался на терпеливую лошадь. Затем то же представление перед кухонным окном Марты.

Дядя Франц был доволен. В награду Герман может отправиться с ним на воскресную прогулку, на этот раз в седле. Поехали они - дядя Франц на Цыганше, Герман на Зайце - по летней дороге на Вольфсхаген, мимо скошенных лугов.

- Это крестьянская земля, а это земля поместья, - сказал дядя Франц. Раньше все принадлежало поместьям. Поместья живут работой других, а крестьяне собственным трудом.

У дяди Франца вся мировая история вращалась вокруг одного: крестьяне и поместья! Поэтому он так любил ездить в Вольфсхаген. Там были только крестьяне. Их дворы рассыпались по опушке леса. Правда, лес принадлежал не им, могучий хвойный лес, простиравшийся до Норденбурга, Гердауэн и Мазурского канала.

Дядя Франц часто останавливался. Пробовал руками землю, крошил в пальцах сухие комки. Плодородная земля, здесь это было божество, которому все поклонялись. Дядя Франц прикидывал, сколько центнеров ржи можно получить с гектара, сколько удобрения нужно внести в сухую песчаную землю под картофель. Земля это не просто земля. В нее можно заглянуть глубоко. Ее можно почувствовать.

- Пока поместья владеют лесом, а крестьянам приходится покупать у них дрова, мы еще не совсем свободны, - говорил дядя Франц.

Два года назад он чуть было не вступил в коричневую партию, когда новые власти раздали земли разорившегося поместья Геркен крестьянам. Это ему понравилось. Но он вовремя заметил, что они сделали это не ради крестьян. С крестьянами они были за крестьян, с рабочими за рабочих, с помещиками за помещиков. Они для всех находили что-нибудь, стараясь выразить все надежды и заполучить все сердца. Так просто.

- Ты, небось, уже проголодался, Германка? - вдруг спросил дядя Франц.

Нет, не так хочется есть, как пить. Дядя Франц свернул на тропинку, идущую к лесу. Там в тени обступивших деревьев стоял дом старой Вовериши, который в книгах восточно-прусской страховой кассы был отмечен крестом - за последние десять лет в него трижды ударяла молния. Ну, кружка простокваши у нее найдется. Странная это была женщина. После того как она овдовела, ее стали посещать видения, чаще всего ей чудились пожары. Ничего удивительного, если жить одной со служанкой и батраком на опушке леса. А кошек было на ее дворе! Господи Боже, да ведь сухая земля наверняка не производила столько мышей. Попить? Конечно, конечно. Что там простокваша, она принесла мальчику малиновый сок. Это же маленький бургомистр, так ведь? Она стала рассказывать дяде Францу о теленке с двумя головами, который у нее появился на свет. Плохая примета. Будет война или большой пожар. Кроме того, жерлянка, предвестник бед, так противно кричит по ночам в пруду. А в Скандлаке собственной персоной объявилась полевая ведьма. То же самое случилось тогда, в четырнадцатом году, перед нападением русских. Хуже всего это утренняя заря. Никогда в жизни не видела она такой кровавой утренней зари, как летом 38-го года.