Роланъ Доржелесъ - Деревянные кресты

— Нѣтъ, будь я теперь штатскій, какъ бы я разнесъ эту дверь, — скрежеталъ онъ сквозь стиснутые зубы.

Лемуанъ еще надѣялся. Ему не вѣрилось, что то горячее счастье, котораго онъ жаждалъ, такъ быстро уплыло.

— Нѣтъ, кромѣ шутокъ, — шепталъ онъ, — она опять выйдетъ…

— У насъ есть чѣмъ платить, — закричалъ Буффіу, знатокъ женскихъ сердецъ.

Лемуанъ на всякій случай выкрикнулъ пароль: „Клермонъ! Клермонъ!“, думая, что въ домъ пускаютъ только настоящихъ военныхъ, исполняющихъ всѣ воинскія предписанія.

Каждый сталъ кричать все, что приходило ему въ голову, чтобы уговорить женщинъ.

— Эй, курочки. Мы пришли спѣть вамъ пѣсенку. Откройте же. У насъ есть деньги. Мы угощаемъ шампанскимъ.

Перебирая струны воображаемой мандолины, Сюльфаръ запѣлъ серенаду подъ освѣщенными окнами:

Другой все сильнѣе ритмично барабанилъ въ дверь, крича: „Хозяйка! Хозяйка!“, а Брукъ царапалъ себѣ руки, стараясь вскарабкаться по стѣнѣ до закрытыхъ ставень.

А дверь все не открывали. Тогда мы всѣ хоромъ начали пѣть.

Эти женщины, вѣроятно, любили музыку. Дверь раскрылась на этотъ разъ настежь.

— А! — крикнула вся наша банда.

— Это было похоже на привѣтственный крикъ во время фейерверка, когда взлетаетъ первая ракета. И мы ринулись.

Красавица-брюнетка стояла въ глубинѣ входа, держа высоко лампу, чтобы освѣтить намъ дорогу. Всѣ хотѣли войти вмѣстѣ и, смѣясь, давили другъ друга.

Ворвавшись первымъ, Сюльфаръ уже протягивалъ жадно руки. Женщина оттолкнула его.

— Вы пришли развлечься, — сказала она жесткимъ голосомъ, который поразилъ меня. — Вы хотите посмотрѣть?… Вотъ вамъ, это красиво, это стоитъ посмотрѣть…

И она рѣзко толкнула дверь.

Въ большой холодной и пустой комнатѣ у маленькой желѣзной кровати стояла свѣча. Въ кровати лежалъ ребенокъ, весь бѣлый, со скрещенными на груди худыми руками. Пальмовая вѣтка лежала въ блюдѣ съ водой. Въ ужасѣ, не произнося ни слова, мы отхлынули назадъ.

Въ этой мѣстности существуетъ обычай прикрѣплять букетъ къ дверямъ дома, гдѣ умеръ ребенокъ.

Дождь хлесталъ по грязи и по людямъ. Его не видно было, но было слышно, какъ струи его шлепали по сырой землѣ и по вымокшимъ шинелямъ.

Была темная ночь, безъ неба, безъ горизонта, не видно было ни зги, и послѣднія команды, пришедшія за пищей, выходя изъ окопа, оріентировались только по звуку голосовъ. Люди продвигались впередъ, прищуривъ глаза, съ захолодѣвшими щеками. Вѣтеръ свистѣлъ имъ въ уши, буйный вѣтеръ, которому нечего было раскачивать на своемъ пути — не было ни деревьевъ, ни строеній.

Вокругъ походныхъ кухонь столпились посланные изъ отдѣленій. Солдаты укрывались подъ повозками, какъ нищіе подъ навѣсомъ. Стоявшіе въ первой очереди толкались, протягивая кастрюлю или котелокъ. Дождь попадалъ струями въ большой кухонный котелъ, и солдатъ послѣдняго отдѣленія, топтавшійся въ лужѣ, ворчалъ, подталкивая другихъ:

— Теперь уже получишь не рагу, а настоящій супъ.

Сюльфаръ долго слѣдилъ за раздачей, держа на плечѣ связку вымокшихъ и липкихъ хлѣбовъ, затѣмъ онъ вышелъ изъ очереди.

— Возьми письма, Демаши. Я иду за виномъ.

Письма — только ради нихъ и пришелъ сюда Жильберъ. Онъ вызвался идти за пищей — четыре часа ходьбы туда и обратно по липкой грязи узкихъ переходовъ — чтобы навѣрняка получить письмо отъ Сюзи, самому порыться въ кучѣ писемъ у фурьера; пять дней, какъ онъ ничего не получалъ отъ нея, пять ночей онъ, стоя у амбразуры, злился на завѣдующаго обозомъ, на фурьера, на кашеваровъ, на всѣхъ, кто, вѣроятно, крадетъ его письма. Сегодня вечеромъ, не будучи въ силахъ ждать больше, онъ вызвался идти за пищей.

Нѣсколько разъ онъ останавливалъ фурьера, который бѣгалъ отъ бочки къ повозкамъ, слѣдя за кашеварами.

— Есть письма для меня?

Но у фурьера не было свободнаго времени.

Наконецъ, когда кончилась раздача вина, онъ укрылся въ повозкѣ и вытащилъ изъ сумки письма, перевязанныя пачками по отдѣленіямъ. Тотчасъ всѣ тѣни, разсѣянныя въ темнотѣ, выплыли и столпились.

— За письмами! За письмами!..

Около повозки образовался тѣсный говорливый кругъ, бывшіе въ первыхъ рядахъ присѣли на корточки, нѣкоторые забрались между колесами. Хотѣлось быть поближе, чтобы лучше слышать. Это была самая лучшая порція изъ всей раздачи, предстояло получить крупицу счастья на двадцать четыре часа.