О. Генри - Седла для избранных

К концу третьего дня он выглядел как групповой портрет пяти тысяч сироток, опоздавших на прогулочный пароход. А я каждые два часа ломал себе голову, чем бы мне развеселить его и как бы мне не потерять свою тысчонку. Он засыпал, глядя на Бруклинский мост; он не удостаивал небоскребы взглядом выше третьего этажа, и понадобились три капельдинера, чтобы растолкать его после самого веселого водевильного представления в городе.

Однажды мне показалось, что я все же допек его. Утром, пока он еще не проснулся, я нацепил на него пару манжет с запонками, а потом потащил в один из самых больших отелей в городе, чтобы поглядеть всех этих модных красавчиков и барышень высокого полета. Они ходили там целыми толпами, и все, можно сказать, сливки общества, разряженные в пух и прах. И вот, пока мы на них так глазели, Солли издает какой-то жуткий скрипучий смешок, точь-в-точь как скрипит складная кровать со сломанным роликом, когда ее двигают с места на место. Это было в первый раз за две недели, и я воспрянул духом.

— Что, неплохой набор открыточек, а? — говорю я ему.

— Да я вовсе не думал про этих пижонов и недоносков, — отвечает он. — Просто вспомнил, как один раз мы с Джорджем подсыпали овечьего блохомора в виски Джону Кобылья Башка. Хотел бы я сейчас быть в Атаскоза-Сити.

Мороз побежал у меня по спине. «Ну погоди, — думаю, — сейчас я тебе сделаю разом шах и мат».

Я взял с Солли обещание, что он подождет меня в кафе с полчасика, а сам нанял кеб и понесся на Сорок третью улицу к Лолабелле Делатур. Я хорошо ее знал. Она была хористкой музыкальной комедии на Бродвее.

— Джейн, — говорю я ей, — я привез в Нью-Йорк приятеля из Техаса. Вообще-то он парень в порядке, только малость отяжелел. Хотелось бы растормошить его немного сегодня вечером — так, знаешь, небольшой загул с вылазкой в казино за снетками и солеными орешками. Идет?

— А как у него насчет пения? — спрашивает Лолабелла.

— Ты меня знаешь, — говорю я. — Я не стал бы тащить его из дома за тридевять земель, если бы не убедился, что у него все в порядке по части нот и банкнот.

— Ладно, — говорит Лолабелла, — Приведи его ко мне после второго акта, и я проверю его кредиты и полномочия.

В тот же вечер, часов около десяти, я привел Солли в уборную мисс Делатур — ее камеристка нас впустила. Спустя десять минут входит Лолабелла прямо с подмостков, сногсшибательная в своем костюме, который она надевает в той сцене, когда выходит из рядов дам-гренадеров и говорит королю: «Милости просим на наш пикник». И можете биться об заклад с кем угодно, что роль свою она получила вовсе не из-за того, что уж очень художественно произносила эту реплику.

Как только Солли увидел ее, он встал и пошел прямо на сцену, а оттуда на улицу. Я двинулся за ним следом. Ведь не Лолабелла платила мне жалованье. Я уже начал сомневаться, платит ли мне его кто-нибудь вообще.

— Лук, — говорит Солли, когда мы очутились на улице, — нехорошо-то как вышло. Мы, видно, по ошибке попали в спальню этой дамы. Я, как джентльмен, готов принести всяческие извинения. Как думаешь, простит она нас?

— Да она уж забыла, — говорю я. — Конечно, тут вышла ошибка. Пойдем поищем где-нибудь бобов.

Вот так оно и шло. Только очень скоро после этого случая я заметил, что в обеденное время Солли куда-то пропадает. Я припер его к стенке, и он признался мне, что нашел на Третьей авеню ресторан, где готовят бобы по-техасски. Я увязался туда за ним, и в ту же минуту, как я переступил порог ресторана, я поднял руки вверх и мысленно сказал «сдаюсь».

За стойкой сидела молодая женщина, и Солли познакомил меня с ней. Потом мы сели, и нам подали бобы.

Да, сэр, особа, сидевшая за стойкой, была из той породы молодых женщин, для которых заарканить мужчину легче, чем шевельнуть пальчиком.

Тут есть один способ, и она знала его. Я видел ее в работе. Вид у нее был цветущий, и одета она была просто. Волосы у нее были зачесаны гладко, без всяких локонов и завитушек на лбу или на щеках. Вот как она выглядела. А теперь я вам скажу, как они это проделывают. Все очень просто. Когда она хочет оплести мужчину, она устраивает так, что всякий раз, когда он бросит на нее взгляд, он видит, что она смотрит на него. Вот и все.

На следующий вечер мы с Солли собирались в семь часов отправиться на Кони-Айленд. Было уже восемь, а он не показывался. Я почуял неладное, вышел на улицу и нанял кеб.

— Вези меня в ресторан «Родной Техас» на Третьей авеню, — говорю я кебмену. — Если я не найду там того, что мне надо, поедем по этим седельным лавкам. — И я протянул ему список.