Софрон Данилов - Огонь

Прошло ещё немало тягучего, словно остановившегося времени, прежде чем Нартахов явственно услышал в ночной тиши скрип двери, торопливые шаги и голос Леси, сказавшей долгожданную фразу:

— Семён, пора!

Нартахов медленно выбрался наверх. От долгого сидения и лежания в яме у него затекли ноги, они плохо слушались, и каждое движение отдавалось болью во всём теле. Семён сжимал зубы и всеми силами старался не выдать Лесе своей слабости.

— Заждался, поди?

— А что случилось? — вопросом на вопрос ответил Нартахов.

— Да ничего не случилось… Просто к нам соседка пришла. Сидит и сидит. И не скажешь ей — уходи. Она про своё горе рассказывает, плачется.

— Который час? — В голосе Нартахова послышалось явное беспокойство.

— Полночь скоро.

— А я думал, уж скоро утро, — облегчённо выдохнул Нартахов.

Леся успокаивающе взяла Нартахова за руку, повлекла за собой к смутно обозначенному дверному проёму.

В доме Нартахова ждали. На столе был нехитрый ужин — хлеб и варёная картошка, около стола в напряжённой позе сидели старики. Старуха смотрела на танкиста откровенно испуганными глазами.

— Что-то случилось? — снова обеспокоился Семён.

— Нет-нет, — слишком поспешно заверила Леся.

— Не надо скрывать, — приостановил дочь Омельян. — И нечего тут скрывать. Только что недавно от нас ушла соседка, так она новость рассказала. В общем, сегодня днём одного нашего сельчанина расстреляли. Он нашей соседке родственником приходится. Расстреляли за то, что раненого красноармейца прятал. Обоих — и хозяина и красноармейца — прямо около дома и расстреляли.

Тётка Явдоха мелко-мелко крестилась, торопливо и невнятно шептала — творила молитву.

— Так я лучше пойду, — сделал шаг к порогу Нартахов.

— Подожди, — остановил его Омельян. — Я тебе всё это сказал совсем не для того, чтобы ты сразу и уходил. Поешь вначале, а потом, может, если надо, и перевязку тебе сделаем. Явдоха вон бинтов тебе наготовила и еды в дорогу собрала.

Семён расчувствовался.

— Век вашу доброту не забуду. Жив останусь — вернусь, отблагодарю.

— Это ты оставь, — нахмурился Омельян. — Разве ж мы за благодарность? А вернёшься после войны — примем как родного. А сейчас проходи к столу.

Семён сел на тот же самый стул, на котором сидел вчера. И у него было ощущение, что этих людей, эту горницу он знает уже давным-давно, много лет.

— Как там Павло? — Омельян сухо кашлянул.

— Вроде спит. Но кто его знает.

— Не грозится?

Нартахов вопросительно посмотрел на Лесю.

— Грозится, да ещё как, — ответила девушка.

— Ладно, посмотрим, — Омельян придвинул к себе стакан чаю. — Грозилась синица море поджечь… А ты ешь, танкист. Тебе сил много понадобится. Значит, в лес хочешь добираться?

— Первым делом бы надо добраться до леса. Уж там-то, если понадобится, сумею за себя постоять. Буду пробираться на восток. К своим.

— Правильно говоришь, — согласился Омельян. — За околицу мы тебя проведём. А там — овраг. Оврагом до самого леса доберёшься.

Скоро Нартахов был готов в дорогу. После короткого переговора между Омельяном и Лесей Нартахову было сказано, что к оврагу его выведет Леся, и Семён обрадовался этому: ему очень хотелось, чтобы проводила его именно Леся.

Перед дальней и опасной дорогой присели.

— Ну, с богом, — Омельян решительно встал. — Ещё раз запомни: пройдёшь по лесу километров пять — будет ручей. Только перейдёшь его — деревня. Лучше тебе её обойти стороной. Есть там немцы или нет — не знаю. А полицаи — те собаки определённо есть. А дальше всё будет степь. Лес только маленькими, да и то редкими островками. Так что лучше всего днём прячься, а ночами иди.

— Держись, сынок, счастья тебе. И не обессудь, если что не так. — Явдоха перекрестила парня. — Наверно, о тебе у матери всё сердце изболело. Кругом такая войнища, кругом столько зла…

— Долгие проводы — долгие слёзы, — Омельян притянул Нартахова к своей широкой груди. — Дойдёшь, скажи нашим, что ждём мы их день и ночь. Ну, а теперь — иди.

Пока Нартахов сидел в хате, ночь словно набрала силу. Стало пасмурно, тяжёлая темнота плотно окутала землю, и это обрадовало Семёна: легче будет выскользнуть из села незамеченным. Было тихо, безветренно, не шумела листва деревьев, не слышно было даже собачьего лая, село молча и настороженно затаилось в ночи.

Впереди шла Леся. Светлое её платье было почти невидимо в сырой темноте. До околицы пройти нужно совсем немного: пересечь соседнюю улицу, выйти в проулок и, миновав несколько дворов, оказаться за огородами. А там, как говорил Омельян, начнётся овраг, по дну которого вьётся тропинка. Тропинка выведет в лес. Омельян очень подробно рассказал, как добраться до леса, и Нартахов мысленно представлял себе этот путь так отчётливо, словно он когда-то уже здесь проходил.