Джеймс Хэрриот - О всех созданиях – мудрых и удивительных

– Гранвилл, – сказал я. – В таком тумане мы до Ньюкасла не доедем. До него ведь больше тридцати миль.

Он повернулся ко мне и одарил меня ласковой улыбкой.

– Проще простого, малыш. Через полчаса мы уже будем там и приступим к чудеснейшему обеду. Цыплята тандури, все пряности Востока, старина. Не тревожьтесь – я знаю это шоссе назубок. И просто не могу сбиться с дороги.

Он включил мотор и уверенно тронулся с места, но, к несчастью, выбрал не традиционный путь по шоссе, а поехал прямо вперед вверх по травянистому склону. Он, казалось, не замечал, что капот мощной машины задирается все выше, но, когда мы достигли угла в сорок пять градусов, сзади раздался кроткий голос Зои:

– Гранвилл, милый, ты едешь по траве.

Мой коллега оглянулся с некоторым удивлением.

– Ничего подобного, любовь моя. Шоссе тут идет в гору, или ты забыла? – И он прибавил газу.

Я молчал, а мои ноги задирались все выше, а голова откидывалась все ниже. Настал момент, когда «бентли» оказался почти в вертикальном положении, и я решил, что мы перекувырнемся через крышу, но тут опять послышался голос Зои.

– Гранвилл, дорогой! – В ее тоне зазвучала настойчивость. – Ты едешь вверх по склону.

На этот раз ее муж как будто был готов на некоторые уступки.

– Да… да, моя голубка, – пробормотал он, и мы повисли там, все четверо взирая на спрятавшееся в тумане небо. – Возможно, я немножко свернул на обочину.

Он снял ногу с тормоза, и машина с ужасающей скоростью ринулась вперед багажником в непроницаемую тьму. Затем сзади донесся скрежет, и мы остановились.

И снова Зоя:

– Ты ударился о стену миссис Томпсон, дорогой.

– Разве, деточка? Один момент! И мы опять отправимся в дорогу.

С прежним апломбом он отпустил сцепление, и мы мощно рванулись вперед. Длилось это две секунды. Из мрака за радиатором донесся звук глухого удара, а затем звон металла и бьющегося стекла.

– Милый, – прожурчала Зоя. – Это был знак ограничения скорости до тридцати миль.

– Да неужели, мой ангел? – Гранвилл протер ладонью стекло. – Знаете, Джим, видимость что-то не очень. – Он помолчал. – Пожалуй, будет разумнее, если мы отложим поездку в ресторан до другого раза.

Он, поманеврировав, загнал «бентли» назад в гараж, и мы вылезли из него. Полагаю, что в сторону Ньюкасла мы проехали ярдов пять.

Мы вернулись в садовый бар, и вскоре Гранвилл уже вновь энергично распоряжался за стойкой. Чему я был только рад, так как недавние мои страхи исчезли без следа. Я словно погрузился в счастливое полузабытье и не сопротивлялся, когда мой коллега вытрясал все новые порции из бутылки с джином. Внезапно он поднял ладонь.

– Думаю, мы все умираем с голоду. Предлагаю утолить его сосисками.

– Сосисками?! – вскричал я. – Чудесная мысль!

Конечно, до всех пряностей Востока им было далековато, но я был готов на что угодно.

– Зоя, радость моя, – сказал он, – ты не подогреешь большую банку с копчеными сосисками?

Его жена отправилась на кухню, а Хелен потрогала меня за рукав.

– Джим, – сказала она. – Копченые?..

Я прекрасно ее понял. Пищеварение у меня отличное, но кое-что мне есть противопоказано. Одной копченой сосиски было достаточно, чтобы полностью остановить мой обмен веществ, но в ту минуту это выглядело ничтожным пустяком.

– Не беспокойся, Хелен, – шепнул я, обнимая ее за талию. – Они мне не повредят.

Когда Зоя вернулась с едой, Гранвилл принялся любовно разрезать сочные сосиски по всей длине, смазывать их горчицей и вкладывать в булочки.

Когда я вгрызся в первую, то подумал, что ничего вкуснее в жизни не едал. С наслаждением пережевывая сосиску, я понять не мог своего недавнего глупого предубеждения.

– Готовы для второй, старина? – Гранвилл протянул мне начиненную булочку.

– Еще бы! Они изумительные. Лучшие сосиски, какие я когда-либо пробовал! – Я быстро разделался со второй булочкой и потянулся за третьей.

По-моему, я уминал пятую, когда мой друг ткнул меня под ребро.

– Джим, малыш, – сказал он между глотками. – Их бы надо запить капелькой пивка, вы согласны?

Я с энтузиазмом взмахнул рукой.

– Конечно надо! Чертов джин для этого ну никак не годится!

Гранвилл налил две пинтовые кружки. Крепкий восхитительный эль прохладной волной омыл мои воспаленные слизистые оболочки, и у меня возникло впечатление, что его-то я и ждал всю жизнь. Мы, каждый, выпили по три кружки, съели еще по две-три сосиски, и я купался в океане эйфории.

Иногда я перехватывал тревожные взгляды Хелен, но они меня ничуть не смущали. Она подавала знаки, что пора бы отправиться домой, но об этом и речи быть не могло. Никогда еще я так не блаженствовал: мир был удивительным местом, а этот частный кабачок был даже еще удивительнее.