Жерар Нерваль - Король шутов

Королева слушала, нахмурив брови.

– Ну, полно! – сказал Карл VI, уже вполне добродушно, – подайте друг другу руки.

– Незачем, – пробормотала Изабелла, – я об этом больше говорить не стану.

– Руку подайте! Cordieu!.. Что же, я не король, что ли? Руку, говорят вам! А!.. Ну, хорошо! Нагнитесь, королева, чтобы я мог поцеловать вас в знак примирения. Ну, теперь я пойду распорядиться на счет нашего бала. Это наш первый бал на маслянице, и я хочу, чтобы он был великолепен.

Очень довольный своим судом, Карл VI ушел, и пока слышны были его шаги, раздававшиеся по плитам, оба противника сидели молча друг против друга. Но едва звук шагов замолк в отдалении, тон разговора между Изабеллой и Орлеанским круто изменился: «ты» заменило «вы» и ссора снова возгорелась.

– С ума ли ты сошла, Изабелла, – сказал герцог. – Разве можно было говорить со мною так при нем?

– Я не могла удержаться от гнева, до которого довела меня твоя измена. И теперь еще, если бы я не удерживалась, я бы разодрала тебе ногтями все лицо.

– Вот уж чисто германская ревность, моя красавица. Наши французские дамы так не делают.

– Оттого, что они меньше любят.

– Нет! – а оттого, что они лучше мирятся с жизнью. Будем говорить напрямик, моя королева; связавшись с тобой, я ведь не заключал условия быть у тебя в кабале.

– Значить, кабала выпала только на мою долю?

– Нисколько! И мне, и тебе предоставляется полнейшая свобода.

– Ах! У тебя нет ни сердца, ни души!

– Я вам сейчас докажу противное: я прочту вам балладу, сочиненную в похвалу вам. Садитесь и слушайте.

– Вы издеваетесь, Луи, мы очень виноваты перед королем, и ваше поведение служит мне жестоким наказанием.

– О, пожалуйста, ни слова об этом, моя прекрасная королева! Любовь и угрызения совести – эти два слова не рифмуют. Лучше прослушайте мои стихи.

– Людовик, эта девушка, которую вы выдали замуж, останется при вас?

– Это будет зависеть от ее мужа.

– Ну, слушайте. Я согласна забыть ваше вероломство, только с одним условием. Вы дали им поместье, пусть они уедут туда завтра же. Я требую этого.

– Вы очень недоверчивы, Изабелла. Ведь теперь при ней будет муж, который будет стеречь ее. Это один из моих лучших офицеров.

– Один из самых преданных вам? Да? Преданный до бесстыдства!

– Вы клевещете на него!

– Так вы очень дорожите ею, этой женщиной! Нет, все равно, я остаюсь при своем.

– Хорошо, будь по вашему… но послушайте же мою песню.

– Такая и песня видно, как ваша любовь!

– Она написана очень трудным метром. Рифмы у нее особенные, это аллегория, из которой видно, что она вдохновлена королевой!

– Ах, я знаю вас, пустой рифмоплет! Вы ничего не любите кроме шума, празднеств. Кроме того, что блестит и сияет, прекрасные цветы, песни, раззолоченные одежды, переменных любовниц. Вы жестокий и бесцельный честолюбец, вы занимаетесь политикой только затем, чтобы иметь средства удовлетворять вашей нелепой расточительности, вы любите искусства от безделья и из тщеславия, вы рыцарь только на турнирах, но вас страшит война с ее трудами и опасностями; вы полюбили меня мимоходом, как всякую другую, недурную собой женщину: и вот теперь вас уже удивляет и тревожит страсть, неосторожно пробужденная вами из-за каприза, страсть, которая опутывает вас, и вы заметили это только сегодня, как птица, которая в первый раз потянет цепочку и чувствует себя на привязи.

Королева была права: герцога тревожила ее пылкость, он хотел лишь позабавиться над ней.

– Чтобы говорить так долго, нужно, по крайней мере, сесть.

Подтолкнув к камину кресло, Орлеанский хлопнулся в него и принялся мешать уголья, как только что мешал король, брат его. В таком положении он слушал королеву с видом человека, решившегося выдержать целый час скуки.

Изабелла не заметила или притворилась, что не замечает этого скучающего вида. Она продолжала свою отповедь, как женщина, решившаяся настоять на своем и добиться повинной от этого герцога который изменял ей для соперниц, недостойных королевы.

– Людовик, – говорила она, – неужели вы никогда не будете благоразумнее? Если бы я думала, что все это лишь увлечения молодости, я бы переносила терпеливо, любя вас, я также думаю и о будущем. Я ведь не то, что обольщенная девочка, которая плачет и честь которой прикрывают браком. Чтобы заставить меня изменить обязанностям супруги и королевы, нужны были могучие чары, и горе вам, если связь, соединяющая нас, была с вашей стороны лишь прихотью мимолетной фантазии! А я? Я вложила в это всю душу свою, всю мою жизнь в этом мире, а в будущем – может быть вечное проклятие…