Жерар Нерваль - Король шутов

На широкое ложе короля, с изогнутыми ножками, со спинкой с готическими украшениями, ложе, занимавшем половину комнаты, положили Карла VI, не подававшего никаких признаков жизни. Шамбелан Савуази и секретарь Ален Шартье несли его через обломки и разрушение до этой самой комнаты, куда последовали и все те из придворных, кто не пострадал на пожаре. Слышались плачь и рыдания: рыдал и герцог Орлеанский – невольная причина этой катастрофы. Среди всего этого уныния, слуга доложил Изабелле Баварской, распростертой у изголовья своего супруга, что, за отсутствием королевского врача, предлагает услуги свои врач герцога Неверского.

– Идите сюда, Жеан, – закричал герцог Бургундский, – и, с помощью Божьей, спасите короля, нашего государя.

Все посторонились, чтобы дать место метру Кокерелю.

Невежество и самодовольство были преобладающие качества этого шарлатана, сыпавшего при всяком случае латинскими фразами более или менее собственного изобретения. Такова была нравственная сторона его. Что же касается физических качеств, то это был человек с длинным туловищем и толстым животом, продолговатое лицо его оканчивалось козлиной бородой, из-под вдавленного лба сверкали глаза; голос был резкий, кричащий. Для большего престижа, он носил одежду колдуна и бесновался, как одержимый сильнейшим нервным припадком.

– Не бойтесь, ваша светлость, – ответил Кокерель. – Ressusciterabo Regem. (Я воскрешу короля). Прежде всего – вот змеиный порошок, – pulvis reptilus!

Он вынул из своей сумы маленький котелок с дужкой, всыпал туда щепотку порошка и подал лекарство герцогине Бурбонской, протягивавшей к нему руки.

– Aqua et ignis! (вода и огонь), – воскликнул он потом. – Принесите кружку и разведите огонь.

Он взял кружку из рук герцогини Беррийской, которая прислуживала с таким же рвением, как и герцогиня Бурбонская, и, приказав налить воды в котелок, велел герцогине Анжуйской поставить его на огонь, между тем как три герцога, их мужья, старались развести в очаге огонь, поочередно раздувая его с помощью железной трубы.

Кокерель сиял гордостью, видя, что ему прислуживают столь высокопоставленные особы.

Между тем как он доставал ланцет, чтобы пустить королю кровь, в комнату ворвалось новое лицо.

Это был метр Гильом Гарсели, доктор герцога Орлеанского.

Гарсели знал еще кое-что иное, чем Кокерель, но не знал того же, что и тот. По внешности они также мало походили друг на друга, как и по знанию. Гарсели был худой, как скелет, голова у него была кудлата как у Авессалома, лицо тонкое, как бритва, на длинном носу сидела пара грубых очков. В комнату он влетел так стремительно, как будто хотел натиском своим расколоть ненавистного соперника.

– Что я вижу? – закричал он. Что это такое? Метр Кокерель со своим ланцетом и мазями? Да поможет мне великий Авероес!

– Метр Гильом, – величественно ответил Кокерель, – я пришел раньше вас, и вы ничего не можете возразить против моих средств. Всякая болезнь, по мнение Гиппократа, происходит от нарушения равновесия жидкостей. В данном случае, красный цвет лица указывает на воспаление и засорение крови. В таких случаях, нужно удалить эту жидкость через кровопускание usque ad deliquium, как говорит Галлиен, и употребить медикаменты прохладительные.

– Галлиен врет!

– Галлиен?.. Врет?

– Твой Гальен бездельник, жакист, мальотинец!

– Богохульник!

– Да и Гиппократ такой же…

Доктора уже готовы были вцепиться друг другу в волоса, когда им заметили, что королю очень нужна их помощь. Они воздержались от драки, но продолжали переругиваться. Кокерель не унимался:

– Называть Гиппократа и Галлиена жакистами и мальотинцами, когда те враги короля!

– Я хотел сказать, – прервал его Гарсели, что их медицина годна только для простонародья, так как она состоит из самых простых средств и кровопусканья, которыми цирюльники лечат на рынках, да банщики в банях. Подобное лечение неприлично для лиц благородной крови, а тем паче для королевской. Для таких больных приличествуют средства драгоценные, каковы вино с примесью серебряного порошка – vinum argentatum, или же раствор толстых золотых цепей, или, еще лучше, настоящие алмазы, как это рекомендует Шольяк, – в пальмовом вине, или некоторое применение камней, сделанных под влиянием созвездий – gemmae constellatoe в нечетном числе.

Этот набор слов льстил тщеславию, и люди надменные не понимали всей их нелепости. Одобрительный шепот поощрял оратора. Один герцог Бургундский хранил молчание.