Джеймс Хэрриот - О всех созданиях – прекрасных и разумных

Отец Хелен и ее тетушка Люси тоже заболели, и оставить их без помощи было никак нельзя. Не дожидаясь, чтобы Хелен начала этот разговор первой, я тут же посоветовал ей перебраться на время к ним на ферму и взять на себя заботы по хозяйству. Без нее в квартирке под крышей сразу стало так неуютно, что я вернулся в мою прежнюю комнату рядом со спальней Тристана и снова, как в холостые дни, завтракал и обедал с братьями.

Однажды утром, когда мы сели за стол, мне вдруг почудилось, что время обратилось вспять. Вот Зигфрид наливает кофе, Тристан уткнулся в газету… Но тут Тристан кашлянул и сказал:

– А знаете, в этой истории с духом монаха, пожалуй, есть зерно правды! – Он отодвинул свой стул от стола, вытянул ноги поудобнее и вновь погрузился в «Дарроуби и Хоултон таймс». – Оказывается, этим занялся один историк и раскопал небезынтересные факты.

Зигфрид промолчал, но тут Тристан закурил сигарету, и глаза его брата сузились. Зигфрид уже неделю как бросил курить, и ему меньше всего хотелось любоваться на курящих – а уж тем более на Тристана, который умел извлекать тихое наслаждение из самых, казалось бы, пустяков. Губы моего партнера сжались в узкую линию, едва Тристан принялся неторопливо выбирать сигарету, и умудрились стать еще уже, когда щелкнула зажигалка и раздался блаженный вздох первой затяжки.

– Да, – продолжал Тристан, вплетая в свои слова струйку дыма, – этот тип подчеркивает, что в четырнадцатом веке несколько монахов аббатства Рейнес, несомненно, стали жертвой предумышленного убийства.

– Ну и что? – буркнул Зигфрид.

Тристан поднял брови:

– Как «что»? Так ведь фигура в капюшоне, которую последнее время все чаще видят в окрестностях аббатства, действительно может быть духом одного из них.

– Что-о-о? Что ты сказал?

– Невольно задумаешься, разве нет? Откуда нам знать, какие гнусные дела творились…

– О чем ты, черт подери, болтаешь? – рявкнул Зигфрид.

Тристан обиделся.

– Что же, смейся, твое право, но вспомни шекспировские слова! – Он назидательно поднял палец. – «И в небе и в земле скрыто больше, чем снится вашей мудрости, Горацио».

– Чушь собачья! – отрезал Зигфрид, эффектно исчерпав тему.

Я с облегчением допил кофе и поставил чашку. Слава богу, взрыва не произошло. А если учесть, в каком Зигфрид сейчас раздраженном состоянии… Еще неделю назад он был завзятым любителем и трубки, и сигарет, но у него появился классический кашель курильщика и начались боли в желудке. Его удлиненное худое лицо приобрело сходство с черепом: щеки ввалились, глаза сумрачно поблескивали в глубине глазниц. И врач категорически запретил ему курить.

Зигфрид подчинился, немедленно почувствовал себя лучше, и тут же его охватил проповеднический пыл новообращенного. Но он не просто советовал людям отказаться от употребления табака. Несколько раз я видел, как он вырывал сигарету из дрожащих пальцев какого-нибудь злополучного парня на ферме, вперялся ему в глаза и грозно предупреждал: «Чтобы я больше не видел у тебя во рту этой дряни, слышишь?»

Даже и теперь поседевшие мужчины иной раз говорят мне, содрогаясь: «Как мистер Фарнон обругал меня тридцать лет назад, так я хоть бы разок с той поры затяжку сделал! Он меня глазами ну просто прожег, прямо душа в пятки ушла!»

Но, как ни прискорбно, на его брата этот крестовый поход против курильщиков ни малейшего впечатления не произвел. Тристан буквально не выпускал сигареты изо рта, но не кашлял, и пищеварение у него было превосходное.

Вот и теперь он стряхнул пепел и снова благодушно затянулся.

Зигфрид пристально посмотрел на него:

– Ты слишком много куришь!

– Как и ты.

– Ничего подобного! – объявил Зигфрид. – Я не курю. И тебе пора бросить эту мерзкую привычку. Такими темпами ты себя быстро в могилу уложишь!

Тристан снисходительно взглянул на него, и вновь его слова окутались табачным дымком.

– Ну зачем же! По-моему, это мне даже на пользу идет.

Зигфрид вскочил и широким шагом вышел из комнаты. Я от души сочувствовал его трудному положению. Он в какой-то мере заменял Тристану отца, средства на зловредное зелье брат получал от него, и врожденная порядочность мешала ему использовать такое неспортивное преимущество и вырвать сигарету у Тристана изо рта, как он проделывал на фермах. Оставалось только взывать к здравому смыслу брата, что ни малейшей пользы не приносило. А сейчас он, кроме того, возможно, предпочел избежать бурной сцены, потому что Тристан немедленно после завтрака отбывал для очередного загадочного посещения ветеринарного колледжа: собственно говоря, объезд мне предстояло начать с доставки его на Большое Северное шоссе, где он проголосует попутной машине и таким обычным для себя способом доберется до Эдинбурга.