Джеймс Хэрриот - О всех созданиях – прекрасных и разумных

Джефф извлекал из всего этого неизъяснимое удовольствие. Он и не подумал уехать, а вытащил трубочку, оперся о нижнюю створку и, благодушно попыхивая, следил за нами незамутненным взором. То, что ему пришлось приехать напрасно, его нисколько не раздосадовало, и, когда мы кончили, он уселся за руль и сердечно помахал нам.

– Так я утром заеду за ними, Уилли, – крикнул он без всякой насмешки или задней мысли (в этом я уверен). – От загнивания легких лечения нет!

На следующее утро, направляясь к мистеру Кларку, я вспомнил эти прощальные слова. Джефф просто констатировал факт: запас собачьего мяса у него должен был пополниться на сутки позже, только и всего. Но, во всяком случае, утешал я себя, мне удалось попробовать, а так как я ни на что не надеюсь, то и особого разочарования не испытаю.

Едва я остановился во дворе фермы, как к машине подошел мистер Кларк и нагнулся к дверце.

– Из машины-то вам и вылезать незачем, – произнес он. Лицо его превратилось в угрюмую маску.

– А… – сказал я, и внутри у меня все сжалось, хотя, кажется, я ничем этого не выдал.

– Вот сами посмотрите. – Он повернулся, и я пошел следом за ним к вагону. К тому времени, когда створки, заскрипев, отворились, мной овладела холодная тоска.

Но делать было нечего, и я поднял глаза.

Четверо телят стояли рядом и с любопытством глядели на нас. Четыре малыша в жилетках из мешковины, ясноглазые, бодрые. Пятый вольготно расположился на соломе, рассеянно пожевывая бечевку, удерживавшую мешок.

Загрубелое лицо фермера расползлось в веселой улыбке.

– Я же сказал, что вам и из машины вылезать нечего, верно? Для чего им ветеринар? Хворь-то прошла!

Я молчал. Мое сознание просто отказывалось воспринять то, что видели глаза. Тут пятый теленок поднялся на ноги и сладко потянулся.

– Видали?! – воскликнул фермер. – Потягивается! Больные-то они не потягиваются!

Мы вошли, и я начал осматривать телят. Температура нормальная, понос прекратился – что-то сверхъестественное. А белый теленок, который вчера был при последнем издыхании, вдруг, словно празднуя возвращение к жизни, забегал по вагону, вскидывая ноги и брыкаясь, как необъезженный мустанг!

– Да вы поглядите на этого разбойника! – ахнул фермер. – Мне бы его здоровье!

Я убрал термометр в футляр, а футляр сунул в карман.

– Ну, мистер Кларк, – сказал я медленно, – такого я никогда не видел! Все еще в себя прийти не могу.

– Куры петухом запели, одно слово, – согласился фермер и перевел широко открытые глаза на ворота. В них въезжала такая знакомая колесница смерти – фургон Джеффа Мэллока.

Когда живодер заглянул в телятник, на его лице не отразилось ничего. Правда, было трудно вообразить, чтобы какая-то тень могла омрачить эти розовые щеки, эти мирные глаза, однако мне почудилось, что клубы дыма из его трубки начали вылетать чуть быстрее.

Наглядевшись, он повернулся и зашагал к своему фургону, с интересом поглядывая по сторонам, а затем уставился на темные тучи, громоздящиеся над западным горизонтом.

– А к вечеру дождь будет, Уилли, – сообщил он.

Хотя тогда мне это было невдомек, но я присутствовал при начале великого переворота в области лекарственной медицины, подлинной революции, которой вскоре предстояло смести в небытие недавние панацеи. Еще немного – и ряды причудливых флаконов с резными пробками и латинскими надписями исчезнут с аптечных полок, а названия, столь дорогие сердцу многих и многих поколений, – эфир, нашатырь, настойка камфоры – навеки канут в Лету.

Это было только начало, а за углом уже дожидалось новое волшебное средство – пенициллин и прочие антибиотики. Наконец-то у нас появилось с чем работать, наконец-то мы могли применять лекарства, зная, что они подействуют!

По всей стране, по всему миру ветеринары в эти дни наблюдали впервые ошеломительные результаты, переживая то же, что и я в тот день. Одни – с коровами, другие – с собаками и кошками, третьи – с дорогими скаковыми лошадьми, с овцами, свиньями. И в самой разной обстановке. Но со мной это произошло в старом вагоне, приспособленном под телятник, среди ржавеющего железного хлама на ферме Уилли Кларка.

Разумеется, продлилось это недолго – то есть сотворение чудес. То, чему я стал свидетелем в этом телятнике, было воздействием совершенно нового агента на ничем не защищенную популяцию бактерий. Дальше пошло иначе. Со временем микроорганизмы приобрели резистентность, и возникла необходимость создавать новые, более действенные сульфаниламиды и антибиотики. Так что битва продолжается. Мы получаем хорошие результаты, но волшебных исцелений не совершаем, и мне очень повезло, что я принадлежу к поколению, которое видело самое начало, когда одно чудо следовало за другим.