Питер Тейлор - Вызов в Мемфис

Так или иначе, несколько последних месяцев мы с Холли просто-таки бесконечно изводили друг друга и ссорились — казалось бы, из-за пустяков. Мне кажется, наш случай был очередным примером кризиса среднего возраста, каким он бывает как у разумных людей вроде нас, живущих вместе невенчанными в Нью-Йорке, так и у менее везучих, томящихся в неудачном браке где-нибудь в Мемфисе или в Кливленде. Когда в то воскресенье начались телефонные звонки от моих сестер, на улице уже неделю стоял собачий холод и по полдня сыпал снег. Тротуары были завалены уродливыми серыми сугробами, промерзшими до основания. У меня не было никакого желания выходить. Звонок Бетси раздался ровно в пять часов, в унылые воскресные сумерки. Не успело пройти и двадцати минут после его завершения, как последовал звонок Джо.

Я не выходил из квартиры уже два дня. Когда я не работал с рукописями и гранками, я пытался понять, что пошло не так между мной и Холли. Никто из нас не знал, что именно подвело, почему безмятежное сосуществование перестало приносить нам удовольствие. Мы неделями и месяцами перебирали детали нашей систематичной и упорядоченной жизни, думая найти проблему в каком-нибудь элементе, который наверняка слишком очевиден, чтобы разглядеть его с первого раза.

Мы обвиняли друг друга в том, что интересуемся кем-то на стороне. Действительно, в моем издательстве была девушка, новенькая, которую я находил очень привлекательной. Я пытался изучить собственные мотивы и понять, вдруг я подсознательно позволяю этому факту повлиять на мое поведение с Холли. Но ничего подобного. Вероятно, Холли так же изучила свои мотивы и явно сочла себя невиновной. Так или иначе, казалось, нам остается только временно расстаться. Спустя всего два-три дня после ухода Холли я уже знал, что ничего не получу от раздельного проживания. Я представлял, что проведу всю оставшуюся жизнь в одиночестве — как провел первые годы в Нью-Йорке. Так и видел, как каждое утро плетусь по маленькому коридорчику из спальни на кухню и обратно в кабинет, сажусь за работу, не сказав никому ни слова. (По утрам я никогда не ездил в издательство.) Мрачная перспектива. Я уже не мог вынести и вида той новенькой девушки в офисе. А худшим временем, разумеется, были выходные. В этих-то обстоятельствах я и принял звонки из Мемфиса.

Когда зазвонил телефон и я услышал Бетси, я понял, что еще никогда не был так рад голосу сестры. Но в то же время я был озадачен и смущен, потому что Бетси и Жозефина Карвер принадлежали к тому поколению, для которого междугородный звонок, если речь не шла о деловых вопросах, означал только одно. А именно — семейный кризис, и это еще мягко сказано. Мои сестры — из того поколения, которое взрослело во время превратностей Великой депрессии. И на нашей семье эти превратности сказались тяжело. Они вылились — из-за мистера Льюиса Шеклфорда, обманщика и предателя моего отца, — в переезд из великолепного поместья на Франклин-Пайк к югу от Нэшвилла в простенький городской дом в центре Мемфиса. Какой бы достаток с тех пор ни приобрели отец и сестры, Бетси и Джо так и не изжили привычки экономить: гасили свет в пустой комнате, не оставляли печь, уходя из дома, не делали ненужных междугородных звонков. Душой и разумом они все еще жили в дни Депрессии тридцатых. Возможно, это поспособствовало невероятному успеху, которого они добились в своем семейном агентстве по страхованию и недвижимости. Но я не могу говорить об этом с уверенностью, поскольку сам бизнесменом не являюсь. Разумеется, я — из одного поколения с сестрами, но, скажем так, совершенно другого темперамента и, пожалуй, достаточно молод, чтобы не прочувствовать на себе в полную силу уроков Депрессии. Услышав голос сестры, я сразу спросил: «Что-то случилось, Бетси?» Повисло молчание, и в наступившей тишине я почти видел ее лицо — особенно рот, как она прикусывает сперва верхнюю, а потом нижнюю губу, решая, сообщить новости постепенно или сразу. Видимо, остановилась она на первом.

— Да, Филип, — объявила она, повышая голос на целую октаву. — Это по поводу отца.

Опять наступила тишина. И тогда, кажется, я испытал некую радость. За долгую одинокую неделю после ухода Холли я так пал духом, что на несколько мгновений искренне обрадовался, что где-то в Мемфисе у кого-то тоже неприятности. Потом я сказал себе, что дело не только в этом. Скорее, я просто был счастлив хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей о будущей одинокой жизни. Мне казалось, я ни за что не смогу убедить другую молодую женщину вроде Холли Каплан жить со мной. Залысины, плохая осанка, неопрятная одежда — все было против меня. И потому, отвечая, я быстро сменил интонацию. Мне хотелось отвлечься и развлечься.