Эли Люксембург - Скопус. Антология поэзии и прозы

Микола. А что водка? Водка — вещь законная, она в магазинах продается. ( Наливает ). Вот ты, разве не пьешь?

Пьют.

Ну, допустим, я сегодня выпивши, так уже не человек, да? Уже меня можно за шиворот?

Входит Леха, подсаживается к ним, пьет.

Никитич. Разве б я ее, проклятую, в рот брал, если бы не биография? Одна биография во всем виновата, а то б я ни за что, едрена вошь! Ты вот, к примеру, на Воркуте не служил, а говоришь! Там без водки — нельзя! Всю зиму темно — ночь, — понимаешь! Все ночь и ночь, свету белого не видать, едрена вошь, а вокруг одни зэки. А зэки, разве они люди? Волки они, едрена вошь! А из-за них сидеть там приходится, сторожить, а вокруг все снег, едрена вошь, снег, снег! И трава не растет! И баб никаких, даже блядей, не то что девок!..

Леха. Девственность — это щит запрета, сломав который…

Микола. Ну и что, пусть я выпивши, так меня, значит за шиворот? Так я уже не человек, значит? Значит, я уже лишний, выходит? Меня, выходит, уже можно метелить, брить-стрить и на пятнадцать суток? А потом что?

Леха. Потом — это возможное никогда!

Никитич. А то как засветит в небе — хуже пожара — сияние, едрена вошь, называется. Так и полыхает: и красным и синим, и черт-те каким, едрена вошь! Ну, думаешь, все: кранты, Конец света! И зэки все бесноватые становятся, как волки воют — тут только держись! Как не выпить, когда, может, последний день живешь?

Микола. Почему это я не человек, если выпивши? Ведь я в войну, может, героем был! Может, мое имя в городе-герое Севастополе на мемориальной доске на стене вырублено! А что не погиб, так разве я виноват? Вполне мог погибнуть! Меня сам адмирал, может, уважал за храбрость!

Никитич. А в пятидесятом на повышение пошел, так, думаешь, легче стало? Все равно, биография! Хоть в Москву-столицу перевели, а биография трудная! В личную охрану к самому — к Самому, понимаешь, едрена вошь? Меня зачислили, потому что рост у меня оказался подходящий, ну и лицо тоже. И анкета, конечно…

Леха. Человек — это не раб судьбы, а ее повелитель.

Микола. Вызывает меня адмирал: садитесь, пожалуйста, а ля фуршет! Кофию предлагает, с ромом, конечно, и говорит: «Хотим, мол, тебя в Норвегию с немецким паспортом забросить. Ты как?»

Никитич. Ну, раз анкета подходящая и рост тоже, едрена вошь, — значит все! Взяли к Самому в личную охрану. Он не в Кремле тогда уже жил, а на даче за Москва-рекой, знаешь! Ты думаешь, небось: раз в личной охране у Самого, так это вроде курорт? Так нет, едрена вошь! Это полные сутки без движения лежи, хоть снег, хоть дождь. А что воспаление легких, так это всем плевать. Как же тут без пол-литры?

Микола. Я, конечно, немецкого не знаю, но адмирал меня все равно уважал за героизм и хотел меня в Норвегию забросить как героя. А я ни в какую.

Никитич. Или на параде, к примеру. Сам на мавзолее стоит, едрена вошь, а мы внизу на площади охраняем, хоть снег, хоть дождь. Ну, народ марширует, крик до небес. ( Кричит ). «Советским артиллеристам слава! Ур-ра!»

Леха. Ур-ра!

Микола. Не хочу, говорю, в вашу Норвегию, ну ее к хренам…

Никитич. Или «Советским женщинам слава! Ур-ра!»

Леха. Ур-ра!

Микола( перебивая ). Адмирал так рот и открыл: «Как, значит, не хочешь?»

Никитич( перебивая ). А еще грибы он собирать любил. Сам, своими руками. И очень бывал недоволен, если находил мало…

Леха. Ур-ра!

Микола( одновременно с Никитичем ). А так, говорю, обрыдло мне все! Вот где ( тычет под горло ) у меня ваша Норвегия, и Голландия, и Херляндия…

Никитич( одновременно с Миколой ). Так мы перед ним в траве ползли по-пластунски, хоть в дождь, хоть в снег, и грибы в землю по пути втыкали…

Леха( вдруг орет ). А ну, говори по-одному!

Никитич и Микола смолкают.

Микола. Ты чего?

Леха. Обязанность — это долг рабства.

Никитич. Ну, будем рыбку золотую жарить, едрена вошь!

Леха. А где она, рыбка?

Микола. Разве ты не принес?

Леха. Удача — это не дар судьбы, а свершение желаемого.

Никитич. А рыбка где, едрена вошь?

Леха. А рыбка в море! Лишь хвостом по воде плеснула…

Микола( заводится ). Как так хлестнула? Я ей хлестну! Я ради нее большого человека сюда привез — для него любая рыбка, хоть простая, хоть золотая, сама на сковородку скакать должна, а она — в море!