Джеймс Хэрриот - Вечное чудо жизни [litres]

– А, пустяки, Джеймс! Конечно, она ничего такого не думала.

– Видели бы вы ее лицо! Ну, потом я навестил овцу Джорджа Гриндли. Послеродовой сепсис. Я измерял ей температуру, и вдруг Джордж ни с того ни с сего заявляет: «А знаете, вы же у меня ни одну животину так и не вылечили. Ну, может, с этой повезет!»

– Но это ведь неправда, Джеймс. Ничего подобного.

– Пусть! Однако он сказал именно так! – Я запустил пальцы в волосы. – Оттуда я поехал почистить корову у старика Хокина. Еще из машины не вылез – он поглядел на меня из-под насупленных бровей и буркнул: «А, это вы! Моя хозяйка говорит: „Если мистер Хэрриот приедет, то конец“». Наверное, я немножко позеленел, потому что он потрепал меня по плечу и добавил: «Как человек вы ей даже очень нравитесь».

– Боже мой! Сочувствую, Джеймс.

– Спасибо, Зигфрид. Не стану вам больше надоедать, но так шло весь день. И тут еще пришлось проехать через мою деревню мимо дома бедной Молли Миникен. А там с аукциона продавали ее мебель и всякие другие вещи. Их в саду нагромоздили, и я опять подумал, что ее собака погибла, а я так и не установил, от чего, хотя лечил два года. И Молли знала, что я не знаю, и, конечно, считала меня последней бездарью. Весь день был адским, но эти минуты…

Зигфрид поднял ладонь:

– Послушайте, сколько ветеринаров и врачей так до смерти пациента точного диагноза и не поставили? Вы не первый, не последний. Да у каждого выпадают такие дни, Джеймс, когда все не так. Назовите мне ветеринара, с которым такого никогда не бывало! В компенсацию вас ожидает много удачнейших дней.

Я попрощался и поехал домой. Несмотря на попытки Зигфрида подбодрить меня, настроение оставалось скверным, и, когда я сел за накрытый к чаю стол, Хелен посмотрела на меня вопросительно.

– Что с тобой, Джим? Ты такой тихий.

– Прости, Хелен. Боюсь, лучом солнца я сегодня не буду! – И излил ей мои горести.

– Я думала, что-то с работой не так, – сказала она. – Но ведь на самом деле ты расстраиваешься из-за Молли Миникен, да?

– Да. – Я кивнул. – Я к ней относился по-особому. А тут ее вещи в саду… Все так ясно вспомнилось. Мне тяжело думать, что Молли умерла в убеждении, что я чурбан.

– Но она была с тобой такой приветливой, Джим.

– Она была приветливой со всеми. И со мной в том числе. Но она не могла не думать, что я не оправдал ее доверия. Ее нет, а меня мучает, что я стоял в ее мнении невысоко, и ничего уже нельзя исправить.

– У меня есть кое-что, – загадочно улыбнулась Хелен, – чтобы тебя утешить.

Она вышла, и я заинтригованно ждал ее возвращения. Наконец она вернулась, держа под мышкой что-то вроде картины в рамке.

– Пегги Форд была на аукционе, – сказала она. – И занесла мне вот это. Она висела в спальне старушки, и Пегги подумала, что тебе будет приятно. Вот, посмотри.

В рамке была не картина, а картонка. Вверху Молли написала своим бисерным почерком: «Мои самые любимые люди».

А под надписью были наклеены три фотографии – сэр Чарлз Армитидж, Джон Уэйн… и я.

Впервые в жизни я видел, чтобы человек снял велосипедные защипки с брючин, выходя из дома.

В этот коттедж меня вызвал некий мистер Колуэлл к заболевшей собаке. Я как раз вылез из машины, когда на крыльцо вышел мужчина, внимательно посмотрел через плечо, нагнулся и снял защипки. И нигде не было видно велосипеда!

– Извините за нескромный вопрос, – сказал я. – Но для чего вам защипки?

Мужчина еще раз посмотрел через плечо, ухмыльнулся и ответил с полной невозмутимостью:

– Здрасьте, мистер Хэрриот. Вот забежал снять показания газового счетчика, ну и обезопасился.

– Обезопасились?

– Ага. От блох.

– Как так – блох?

– Ну да. Колуэллы – люди хорошие, но хозяйка не сказать чтоб такая уж чистюля, и блох у них пруд пруди.

– Но… – Я уставился на него. – Защипки… не понимаю…

– Защипки? – Он засмеялся. – Ну, чтобы эти твари мне в брючины не набились. – Он сунул защипки в карман и скрылся за углом, видимо, направляясь по следующему адресу.

Я посмеивался ему вслед. Боялся, что к нему в брюки заберутся блохи! Надо же такое придумать. С газовщиком я был знаком много лет, и он всегда казался мне здравомыслящим человеком, и вот нате – настоящая мания. Есть же люди, которые то и дело моют руки. И конечно, защипки он надевает всякий раз, когда входит в чей-то дом. Я дошел до угла и посмотрел на домики вдоль улицы, но он уже скрылся из виду.

Чего только люди не умудряются вбить себе в голову! Подобные фантазии всегда меня интересовали. Но блошиный комплекс? Что-то новенькое. А вдруг бедняга очень из-за него страдает? Впрочем, расстался он со мной, весело насвистывая, а потому, надо полагать, навязчивая идея не оказывает на него гнетущего воздействия. Возвращаясь к своей машине, я улыбался блаженной улыбкой: ведь был четверг, а это – последний вызов, и после него начнется мой выходной день.