Йонас Довидайтис - Секретная почта

Чего-чего только не случается на извилистых дорожных трактах, у бесчисленных километровых столбов?..

И сегодня, когда я вижу 147-й километровый столб, я знаю, что мне обязательно надо остановиться в старой деревне и навестить жизнерадостную, щебечущую Жибуте, нашего новоиспеченного зоотехника. На ее левой ножке и теперь виден давно заживший шрам. Мне хочется увидеть не только эту веселую девушку, но и побеседовать с ее болтливой, хлебосольной и еще больше располневшей мамашей, а также встретить бывшего своего спутника, экспедитора Ориона. Теперь он ничего общего не имеет с сахаром. Орион стал отцом Жибуте. Что и говорить, очень хозяйственный человек. Покормив на ферме кур, он садится в избе у открытого окошка и, к великому удовольствию и радости деревенских ребят, наигрывает на саксофоне. Музыкальный инструмент приобрел для него колхозный клуб. Когда я подъезжаю, Орион играет марш. Эта дружная семья с большим удовольствием угощала бы меня от зари до зари. Однако я побаиваюсь слишком разгуляться. Мой милый, но сердитый повар очень враждебно относится к моим холостяцким слабостям. Альдона с каждым годом за это меня все сильнее отчитывает. А вообще любит и кормит прекрасно.

Эх вы, дорожные столбы и столбики, дальние и заветные, опасные и чудесные!..

Т аурасу Гражулису, кажется, на роду написано было стать мелиоратором. Ему всего двадцать три года, холост, знаменитый сорвиголова, непоседа, которому нипочем бродить из деревни в деревню, с одного болота на другое, еще почернее. Гражулиса даже скука берет, если кругом все течет как спокойная река, без каменистых порогов, без шумных омутов, — словом, когда день проходит без особых передряг и сотрясений.

— Ну и тип! — скажет кто-нибудь. — Где только вырос такой любитель сильных ощущений? И должно быть, частенько приходится ему скучать — ведь всяких недоразумений и сумятиц у нас становится все меньше и меньше…

И все-таки, бродя по отдаленным углам, трясинам и пустырям Литвы, Таурас Гражулис все еще находит такие «чертовы пороги». А ему того и нужно.

Конец лета застал экскаваторщиков у неприметной деревушки недалеко от Шатейкяй.

В субботу мелиораторский лагерь опустел. Кто поспешил на вечеринку в ближнее село, кто уехал в районный городок.

Тяжелый жребий сторожить стоянку на этот раз выпал на долю Таураса Гражулиса. Сами понимаете: малое удовольствие в соблазнительный субботний вечер одиноко торчать у сонных машин. Но так придумал новый мастер, Костас Микутис. Он недавно вернулся с военной службы, и его не переубедишь, — так и резанет с солдатской прямотой:

— Не потому, что воров боимся. Прохожий трактора не прикарманит… Но побольше уважения к собственному лагерю, ребята. Что это за форпост новейшей техники, если любой пастушок может тут беспрепятственно откручивать гайки?

Гражулис без всякого восторга остался на субботу и воскресенье охранять твердыню техники. С расстегнутым воротом томился он на лесенках походного домика. А домик — вагончик с полукруглой кровлей и маленькими окошками на четырех железных колесах — стоял в тени плакучих ив. Деревья зелеными косами прикрывали окошки. Когда ветер шуршал в листьях, Таурасу чудилось, будто где-то шепчется его далекое счастье.

Лагерь огибала дугой железнодорожная ветка Тельшяй — Клайпеда. В вечереющей тишине на тонкие телеграфные провода садились ласточки, словно музыкальные знаки на нотную бумагу. Теплый воздух касался этих живых струн. Таурас так и ждал: сейчас раздастся колыбельная, а потом зазвучит сказка далекого детства…

В такие ласковые, за душу хватающие вечера невольно задумываешься. Размышлял и Таурас, чувствуя себя одиноким и заброшенным. У молодости особая мера времени. Даже стрелки часов для нее медленнее движутся. Так по крайней мере казалось Таурасу, напрасно поджидавшему, чтобы хоть кто-нибудь посторонний забрел в лагерь и скрасил томительное ожидание.

Сначала Таурас рассчитывал на молодую учительницу из соседней усадьбы. Она любила побродить по розовеющим от заходящего солнца полям, присесть на валуне и тихим, трепетным голосом читать вслух стихи. Когда-то Таурас затаив дыхание слушал ее декламацию.

Но солнце садилось, а учительница не появлялась. Как подстреленная птица, опускался Таурас с высот на землю. Он уже соглашался: пусть в лагерь придет хотя бы обыкновенный парень, даже подросток — любая живая душа, собеседник…