Аврора Гитри - Татуированные души

С того момента, как он появился на пороге «Розовой леди», я, затаив дыхание, замираю на своем табурете рядом с занавеской, ведущей в коридор наслаждений, рядом с Кеоу. Когда дверь открылась, он заметил меня сразу же. Его бездонный взгляд сначала устремился на меня, потом обежал зал. Затем он пошел в моем направлении, его шаг замедляла дождевая вода, пропитавшая джинсы, майку и кроссовки. Фаранг поставил свой чемоданчик на пол и сел за стойку. Но не около меня. Он оставил между нами пропасть, непреодолимую бездну. В виде простого табурета.

— Налей мне то же, что и господину, — произносит Ньям обольстительным голосом, походя к нему и расправляя грудь.

Естественно. Она хочет заполнить пространство, образовавшееся между нами. Старуха из-за стойки бросает на меня убийственный взгляд, который означает: будешь знать, как изображать тихоню!

— Вы живете в Бангкоке, не так ли? — с нажимом говорит Ньям и призывным движением прижимает ногу к стойке. — Вы уже в четвертый раз к нам приходите. Между прочим, вы мне сразу понравились.

Француз не отвечает. Его взгляд прикован к ряду бутылок, освещенному яркой неоновой лампой, руки сжимают ледяной стакан, кажется, он ее не слышит.

— Вы где работаете?

Я чувствую улыбку Кеоу, трепет старухи за стойкой, изумление всех остальных, вызванное бесстрастием, с которым клиент отражает напор королевы бара.

— Вы не очень разговорчивы, — бросает Ньям, она чувствует неловкость и вертится на табурете. — Быть может, вы предпочитаете…

Он вздрагивает, Ньям запинается. Француза вывело из задумчивости или из созерцания кошмаров прикосновение пальцев к его руке. Он отшатывается, как от удара током. Его взгляд встречается с моим. Я чувствую, что теряю равновесие, что меня увлекает притяжение желания.

— Извините, — бормочет фаранг потрясенной Ньям.

Он берет одной рукой стакан, другой — свой чемоданчик, встает и оставляет свою раздосадованную соседку. Он подходит ко мне. Я дрожу всем телом. Несколько мгновений мы храним неподвижность, как два неопытных подростка. Мы окаменели. Даже Ньям, которая в бешенстве отходит от стойки, оттолкнув табурет, не производит на нас никакого впечатления.

— Докмай, ты выпьешь чего-нибудь?

Старуха склоняется надо мной, надеясь своим вопросом вывести меня из оцепенения. Ее длинные тонкие руки лежат на гладкой, холодной поверхности стойки. В ее глазах безмолвно горят вчерашние советы. Она хочет, чтобы я обольстила этого фаранга, чтобы тело мое преисполнилось магии, чтобы я добилась того, что не удалось Ньям. Она хочет, чтобы я наконец зашевелилась. Но, несмотря на ее настойчивый взгляд, несмотря на желание угодить ей, я не могу. Я не могу повернуться на табурете, приблизить свое лицо к лицу француза, показать ему свою грудь, а не лопатки. Потому что я боюсь этой встречи так же сильно, как и желаю ее. Я распалась на части.

— Докмай!

— Сударь, садитесь, пожалуйста, на мое место, — произносит справа певучий голос Кеоу. Она спрыгивает с табурета.

Я отстраненно смотрю на нее, в душе борются гнев и благодарность. Прежде чем отойти, она мне подмигивает.

— Спасибо, — говорит француз.

Он ставит стакан, садится, кладет руки на стойку и принимает прежнюю позу. Глаза его устремлены на ряд бутылок. Лицо непроницаемое.

— Так что, Докмай… Ты решила?

Наше безмолвие нервирует сутенершу, которая любит развлекаться, слушая разговоры девушек с клиентами. А сегодня никого нет. Кроме нас, двоих неуклюжих подростков, которые не открывают рта.

— Да, простите меня. Дайте мне сингха [35] Тайское пиво. , пожалуйста.

Сутенерша, ворча, подчиняется. Она бормочет неслышные за шумом дождя упреки. Наверное, ругает меня за то, что я совсем забыла о правилах, сердится из-за моего молчания, из-за одеревеневшего, не принимающего соблазнительные позы тела, что совершенно недопустимо в ее баре. Наверное…

— Я ждал тебя два года и один день.

Француз не шевелится. Он говорит шепотом, который тут же заглушается грохотом ливня. Его взгляд по-прежнему не отрывается от стоящих перед нами разноцветных ликеров.

Старуха незаметно приближается к нам, словно лишь затем, чтобы налить мне пива. Наполняя мой стакан, она прислушивается, ей досадно, что она не слышала слов фаранга.

— Я ждал тебя у «Ориенталя» [36] Одна из самых старых гостиниц Бангкока. . Ждал напрасно.

Сутенерша и я одновременно поднимаем на него глаза. Она — с изумлением, понимая, что он меня знает и накануне я, уткнув нос в стакан, солгала ей. Я — с полуоткрытым ртом, с готовой сорваться с губ вереницей оправданий, с гирляндой жгущих язык постыдных воспоминаний.