Аврора Гитри - Татуированные души

Солнце встало, оно заливает окно сияющими лучами и вдруг проясняет мое сознание. Ну конечно! Как же я раньше об этом не подумала? Девушки видели рисунок на моем лице, а значит, они знают, как француз изобразил мою душу. Каждый раз, когда я пыталась посмотреть на его произведение, он закрывал зеркала, заслонял отражение, заставлял меня показывать его, а мне самой увидеть не разрешал. Сегодня ночью он разглядывал меня с отвращением. Какую маску приклеил он мне на лицо? Имею ли я право попросить Кеоу описать мне рисунок? Если я узнаю, что он изображает, я сумею, быть может, удержать француза. Я буду вести себя соответственно своему символу и докажу любимому, что только он владеет мной.

— Что это было?

— Что? — спрашивает растянувшаяся на кровати Кеоу уже сквозь сон.

— Ну какой рисунок был у меня на лице?

Она приподнимается и внимательно смотрит на меня. Кажется, она ищет следы рисунка на моей коже. Ее глаза повторяют движения кисточек, обегают мой лоб, спускаются к векам, задерживаются у края губ и застывают на подбородке. Она шепчет:

— Огромный тукай.

Декабрь 2006 года

Человек в маске не спал три дня.

Он бдит над девочкой, он поддерживает ее в борьбе.

В первый день она училась дышать. Во второй она смотрела и шевелила руками. Сегодня вернулся ее голос, тонкий, хрупкий. Она просит пить, жалуется, что у нее болит все тело. Но она не извивается. Не бьется в конвульсиях, показывая своему покровителю, что скоро сможет бегать. Девочка не упрашивает деревянного клоуна отпустить ее, дать ей денег, чтобы она улетела на облако. Дело в том, что она до сих пор не сумела с него спуститься.

Человек напрасно ее зовет, напрасно пытается вернуть к жизни настоями; он прекрасно видит, что душа ее висит на волоске, что девочка часами лежит с открытыми глазами и умоляет смерть забрать ее к себе вместе с облаком.

Он суетится вокруг нее, массирует омертвевшие конечности своей подопечной, ласкает их, разговаривает с ними. Он нарушает тишину, угрожающую поглотить ее, рассказывая древние легенды, которые запомнил наизусть, услышав их когда-то от старой женщины, в чьих глазах сияла вечность. Сказки порой будят внимание девочки. В эти моменты в ее глазах появляется огонек, она слабо улыбается, пробуждая в человеке тайную надежду. Но затем она опять уходит за стекло.

— Бедная девочка. Она очень больна, — говорит Пхра Джай, опускаясь на колени рядом с человеком в маске.

Он пришел с продуктами раньше, чем обычно. Он понял, что что-то должно произойти, что-то надвигается. Ведь в его венах течет непростая кровь.

— Она выкарабкается, — шепчет его подопечный, пытаясь убедить себя самого.

Хотя он и не хочет этого признавать, он тоже почувствовал приближение несчастья. Когда дождь пошел на улице с новой яростной силой. Когда сквозь все щели в стенах и сквозь ветхую дверь проник влажный ветер, несущий похоронный запах: запах цветка, с которым души отправляются в свое последнее путешествие, а их семьи погружаются в траур. Тяжелый запах туберозы.

— Таа… Таади, — шепчет девочка, с трудом поворачивая голову к тому, кого она зовет. — Мне кажется, я скоро умру.

Человек в маске берет ее за руку и крепко сжимает, показывая, что он ее удержит, что не даст ей уйти так просто. Он будет сражаться за двоих, он победит всех великанов, которые попробуют ее унести. Он любит ее, как отец, как брат, как друг…

— Неправда, ты уже выздоравливаешь. Давай наберись терпения, — говорит он быстро, теребя ее бесплотное запястье.

Девочка едва заметно качает головой. Ее грустная улыбка переходит в гримасу боли.

— Нет. Я чувствую, что она приближается. Я вижу, что рядом с тобой сидит один из четырех бонз [49] В течение трех из семи дней траурного бодрствования четыре бонзы, каждый из которых олицетворяет важный момент жизни (рождение, страдание, старость и смерть), молятся рядом с гробом в храме. .

Человек таращит глаза и нервно хмыкает, поняв ошибку девочки.

— Ох, извини. Я вас не представил друг другу. Льом, вот Пхра Джай. Это… очень старый друг, — говорит он в конце концов смущенно.

Человек без лица не решается рассказать девочке свою историю, не решается открыть прошлое, которое объединяет его со старым монахом. У нее своих призраков хватает, армия чужих ей не нужна.

— Здравствуйте, Луанг Пи, — бормочет девочка боязливо.

Кажется, объяснения человека в маске ее не убедили. По рукам ее проходит дрожь, когда бонза своим легким, как облачко ладана, голосом здоровается с ней в ответ.