Луиза Олкотт - Маленькие женщины [сборник litres]

– Дай подумать… Блэр – это паренек, с которым я познакомился в поезде, а Мейсон – бедный малый, который был в… ну, в чем-то вроде госпиталя, где я случайно оказался. Блэр сбежал к своим братьям, и я думаю, можно сказать, что Мейсон получил удар, так как он там и умер. Ты удовлетворен?

– Нет. Почему Блэр убежал? И кто ударил того, другого? Я уверен там где-то была драка, разве нет?

– Была!

– Мне кажется я знаю из-за чего.

– Неужели? Давай выслушаем твою догадку. Должно быть, будет забавно, – сказал Дэн, изображая непринужденность, которой не испытывал.

Обрадованный тем, что ему позволили высказаться, Тед тут же изложил давно лелеемую мальчишескую разгадку той тайны, которая, как он чувствовал, присутствовала в недосказанных словах Дэна.

– Тебе не обязательно говорить «да», если я угадал, а ты поклялся хранить молчание. Я все узнаю по твоему лицу и никогда никому не расскажу. Теперь слушай, разве я не прав? Там на Западе случаются всякие безумные истории, и я уверен, что ты попал в одну из них. Я не говорю про ограбление почтовых поездов или Ку-клукс-клан [307]и все такое, но иногда, если надо защитить поселенцев, повесить какого-нибудь негодяя, а то и подстрелить нескольких, человеку приходится сделать что-нибудь этакое… в порядке самозащиты. Ага! Вижу, что угадал! Можешь ничего не говорить. Я все понял! Как у тебя вспыхнули глаза! И кулачище ты сразу сжал. – Тед, довольный, запрыгал на стуле.

– Продолжай, шустрый мальчишка, и не теряй след, – сказал Дэн, испытывая странное чувство удовлетворения и горячо желая, но не смея подтвердить те из догадок Теда, что были справедливы. Он мог бы, пожалуй, признаться в преступлении, но не в последовавшем наказании, ощущение позорности которого было по-прежнему сильно в его душе.

– Я знал, что доберусь до истины! Меня нельзя долго держать в неведении, – начал Тед с таким гордым видом, что Дэн не мог удержаться от смешка. – Ведь и тебе, Дэн, теперь легче? Тяжесть с души упала, да? Только доверься мне; тебе ничего не грозит, если только ты не поклялся молчать.

– Я поклялся.

– О… ну, тогда не говори, – и лицо Теда омрачилось, но в следующее мгновения он снова воспрянул духом и сказал с видом человека, повидавшего мир: – Ладно… Я понимаю… честь обязывает… молчание до смерти… и все такое. Рад, что ты постоял за твоего приятеля в госпитале. Сколько ты убил?

– Только одного.

– Негодяй, разумеется?

– Страшный мерзавец.

– Ну, не смотри так мрачно; я никаких возражений не имею. Сам был бы не прочь пальнуть в какого-нибудь из этих кровожадных мерзавцев. Потом, я думаю, пришлось прятаться и сидеть тихо?

– Довольно тихо и довольно долго.

– Удрал в конце концов и поехал к своим шахтам, и там совершил ужасно смелый поступок. Вот это, спору нет, интересная и стоящая жизнь! Я рад, что все теперь знаю, но болтать не буду.

– Смотри, помалкивай… Послушай, Тед… А если бы ты убил человека, это тревожило бы тебя… плохого человека, я хочу сказать?

Паренек открыл рот, чтобы воскликнуть: «Ни капли!», – но не произнес этих слов, как будто что-то в выражении лица Дэна заставило его внезапно изменить мнение.

– Ну, если бы это был мой долг, скажем, на войне или в порядке самозащиты, то я думаю, что нет. Но если бы я пальнул в него просто в гневе, то думаю, очень сожалел бы потом об этом. Пожалуй, я не удивился бы, если бы он начал мерещиться мне повсюду… и угрызения совести, наверное, стали бы меня мучить, как Арама [308]и других убийц… Ты не сердишься, нет? В твоем случае это ведь была честная схватка, да?

– Да, я был прав, но все равно жалею, что не остался в стороне. Женщины этого не понимают, они с ужасом смотрят на такие вещи. Поэтому потом так трудно; впрочем, это не так уж важно.

– Просто ничего им не рассказывай, вот они и не будут беспокоиться, – сказал Тед, кивнув с видом человека, знающего, как обходиться с противоположным полом.

– Не собираюсь никому ничего рассказывать. Да и ты, смотри, держи свои догадки про себя. Некоторые из них очень далеки от истины… Теперь можешь почитать вслух, если хочешь. – На этом разговор закончился, но Теду он доставил большое удовлетворение. С того времени он уже не заговаривал о тайне Дэна и лишь глубокомысленно таращил глаза, словно старая сова.

Последовали несколько недель затишья, во время которых Дэн скучал и досадовал на задержку, а когда наконец пришло известие, что необходимые ему документы готовы, почувствовал, что очень хочет поскорее уехать, за работой забыть о безнадежной любви и жить для других, раз не может жить для себя.