Вперед шагнул врач. Они все разные. Этот был несколько снисходительным.
— Здравствуйте, мистер Слейд.
— Вообще-то мистер Стоун. Здравствуйте. — Я дал ему понять свое отношение к нему — почтительно-угрожающее. Ну ты, Айболит, тебе ничего не говорит такой термин — медицинская халатность?
При осмотре шейки матки Анджела дернулась.
— Раскрытие три сантиметра. Головка хорошо продвигается вниз. Частота схваток какая?
— Восемь минут, — ответила акушерка.
— Хорошо. Скоро приду, — сказал доктор, и все вышли. Анджела судорожно дышала, вдыхая газ и воздух.
— Джо, — позвала она. — Джо. — Она понемногу приходила в себя. — Я так рада, что ты здесь.
Я поцеловал ее в лоб. Сердце плода громко, раскатисто билось — бух-бух, бух-бух.
— Я знаю. Но кажется, мне совершенно нечего тут делать.
— Ну захватил бы с собой что-нибудь, занялся бы.
— Я мог бы захватить видеокамеру, как другие ребята.
— Слава богу, что не захватил.
— А мог бы захватить мотоцикл и тут его чинить.
— Дурачок, у тебя же нет мотоцикла.
— Вот-вот, и я про то же.
— Не уходи, хорошо?
— Потом сама заорешь, чтобы я ушел.
— Не заору!
— Заорешь. Это один из признаков, что начались потуги.
— А ты у нас специалист, конечно.
Каждые пять минут.
Каждые четыре минуты.
Каждые три минуты?
Каждые две?
— Джо, уходи! Уходи!
— Я ж тебе говорил.
— Уходи!
Я отошел.
Теперь раз в минуту? Никто больше не замерял.
— Джо, возьми меня за руку! Возьми меня за руку!
Хоть бы скорее кончилось.
Ребенок умрет!
Она тоже умрет!
Я сейчас упаду и тоже умру!
— Ой! Ой! Уйййй!
— Тужься, милая, тужься, — сказал не я, а акушерка.
— А-а-а-а! А-а-а-а! А-а-а-а-а!
— Ну давай, моя хорошая, еще разок. — Нет, это опять сказал не я, а сестричка-практикантка.
— О-о-о! О-о-о-о-о!
Я приставил губы прямо к ее уху.
— Анджела, я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.
На свет вышла новая жизнь.
— У вас дочка! — сказала акушерка.
— Дайте мне посмотреть, пожалуйста! — заплакала Анджела.
— Привет, Эстелла, — сказал я. — Я — папа. И, боюсь, от этого уже никуда не денешься.
Как говорит Билли, вы мне не поверите, но…
Еще светило немножко солнца, когда я завидел подъезжающую Дайлис. Была пятница, примерно полпятого вечера. Дайлис сидела за рулем самого последнего блестящего пиллокомобиля, между прочим, полноприводного. Конечно, Крис выбирал, злобно подумал я, — этакий верный конь для вылазок нашего компьютерщика на природу.
Я вез Эстеллу по тротуару в роскошной новой коляске. Анджела отсыпалась дома. Я поднял малышку на руки, развернул лицом к автомобилю и поводил ее ручкой вверх-вниз, будто помахал. Из пассажирских окон на нас обернулись три ребячьих личика. Никаких улыбок. И никто не помахал нам в ответ, когда я продемонстрировал им единокровную сестру. Дайлис завернула за угол, и пиллокомобиль укатил вдаль.
— Пока, Дайлис, — пробормотал я себе под нос. — Смотри не садись в лифт с боа-констриктором.
Что-то было не так. Я очень спокойно это сознавал. Дайлис разорвала все остаточные отношения со мной почти сразу после рождения Эстеллы. Она написала мне письмо, в котором снова отказалась встретиться перед Рождеством. Ничего личного, заверяла она меня в письме, просто она слишком занята и полагает, что у меня тоже много дел. Еще она просила предоставить детей им с Крисом на первую половину рождественских каникул, начиная с рождественского утра, как в прошлом году. Чтобы избежать ссор, мы с Анджелой уступили ее просьбе, хотя не понимали, чем это продиктовано. А вот теперь Дайлис, едва завидев нас с Эстеллой, мчится прочь, скрежеща покрышками. Да что такое творится?
К этому беспокойству примешивался еще страх Судьбы, внезапная тайная уверенность, что по всем законам природы мое счастье вот-вот кончится. Эстелла и Анджела живы, здоровы и бодры, а это уже слишком большое счастье. К тому же старшие дети так радовались сестричке! В Папином Доме дети вели себя как ангелы. Билли давал ей погладить Прекрасного Латука. Джед учил Билли, как держать малышку («Поддерживай ее рукой под головку. Она же не игрушечная !»). Глория сидела на полу, прислонившись спиной к дивану, ногой качала колыбельку, а я сидел у Глории за спиной и заплетал ее волосы.
В доме царило полное спокойствие. Я работал очень мало, хотя то и дело спускался в студию и разбирал там старые работы или просто размышлял и рефлексировал. Еще с подросткового возраста я пытался понять, есть ли во мне что-нибудь оригинальное и яркое. Сейчас, впервые после долгого перерыва, мне захотелось возобновить эти внутренние поиски. И вот, пожалуйста: три бесстрастных лица и уносящаяся на бешеной скорости Дайлис.
Читать дальше