Валерий Алексеев - Улыбка навсегда - Повесть о Никосе Белояннисе

Что они могли ответить на эти слова? Конечно, они вольны были сделать вид, что не слышат, звания и должности позволяли им уйти от ответа — и большинство из них воспользовалось этой возможностью. Но для себя, для внутреннего обихода… нет, не о муках совести идет речь, а о естественном для каждого преступника стремлении самооправдаться. «История вынесет свой приговор» — вот что они могли бы сказать в свое оправдание.

Никос был мертв, и эти господа могли себе позволить поговорить теперь о суде истории. Они уверены были, что он не встанет из своей могилы на Третьем кладбище в Коккинье, не взглянет им в лица огненными глазами и не заговорит с презрительной и жесткой усмешкой:

— Да, господа, история вынесет свой приговор, история каждому из нас определит свое место. В этих словах, однако, находят успокоение не только несправедливо осужденные, не только безвинно казненные. Они умирают с достоинством: история вынесет свой приговор. Но и у палачей эта мысль вызывает порой прилив благостного спокойствия: «Историй каждому определит свое место, и, если мы осуждаем и казним невиновного, история восстановит справедливость. Так стоит ли колебаться, стоит ли терзаться угрызениями совести, раз каждый приговор будет рано или поздно подвергнут окончательному и безоговорочному пересмотру? Пусть себе спокойно гибнут невинные с мыслью об этом неизбежном пересмотре, а мы будем так же спокойно вершить свои дела». Нет, господа, с приговором истории все обстоит не так благополучно, как вы себе представляете. Он ближе, чем вы думаете, этот окончательный пересмотр, он вас застанет при жизни (во всяком случае, большинство из вас, самых ретивых), и с вас будет спрошено, и спрошено сурово. Не думайте, что я грожу вам божьим судом: это будет человеческий суд, единственный суд, которого вы боитесь.

«Белояннис лежал с открытыми, устремленными в небо глазами. Одна его рука была откинута, другая прижата к груди. Военный врач осмотрел убитых, констатировал смерть и сообщил об этом полковнику Афанассулису. Офицеры уселись в джипы, солдаты — в крытый грузовик, и машины выехали с территории полигона, оставив тела расстрелянных лежать на коричневой рыхлой земле…»

«С торжественной неторопливостью двигалась по пятой авеню Нью-Йорка эта восхитительная процессия в ознаменование 131-й годовщины греческой независимости. Незабываемое, впечатляющее зрелище представлял собой этот пышный кортеж. Несомненно, украшением его была «Мисс Греческая Независимость», прелестная юная девушка, избранная королевой празднества…»

«По чьей-то странной забывчивости четыре трупа лежали на совершенно пустом полигоне почти до семи часов утра. Давно уже взошло солнце, а тела казненных все еще валялись у подножья горы Имиттос в глубокой воронке, где произошла казнь, в той самой позе, в которой их оставили…»

«История Греции от древнейших времен до настоящего времени была представлена в этом красочном зрелище».

«В 6 часов 50 минут к месту казни подъехал грузовик афинского муниципалитета под номером ДА-111, из тех, в которых обычно вывозят мусор. Тела расстрелянных быстро погрузили в кузов, и полицейский офицер, наблюдавший за этим, приказал шоферу как можно быстрее ехать в Коккинью и не останавливаться по дороге, что бы ни случилось…»

«Это был самый внушительный из когда-либо проходивших парадов в честь Дня независимости Греции. Здесь были флаги, цветные гирлянды, хоровые группы и семнадцать увитых цветами движущихся помостов, которые медленно и плавно плыли…»

«…по ухабистой дороге, а в кузове бились о стенки тела четырех казненных. Кровь из ран хлестала так обильно, что весь пол кузова был ею залит, и красные струи стекали сквозь щели грузовика на дорогу…»

«Головной помост, ослепительно белый, нес на себе золотой трон, весь в роскошных цветах, на котором восседала 17-летняя «Мисс Независимость». Она была в классической белой тунике и держала в руках букет алых роз. «Мисс Греческая Независимость — 1952» восседала под балдахином с роскошными кистями и веночками. У ее ног разместились шесть ее фрейлин — все в белых одеждах и с цветами в руках…»

«Военная полиция пыталась помешать журналистам, которые дежурили на дороге, ведущей в Гуди… но одному из них удалось все же прицепиться к грузовику и доехать с ним до Третьего кладбища… Грузовик быстро въехал на кладбище. Какие-то люди принесли носилки и стянули из машины за ноги первый труп. Это было тело Бациса. Грубо рванув, они уронили покойника с высоты больше метра. Голова Бациса стукнулась о землю, и из пулевой раны брызнула кровь».