Такэси Кайко - Гиганты и игрушки

Шеф молча выслушал, поскреб мизинцем темя и с довольным видом забарабанил пальцами по столу.

— Правильно. Послезавтра, в понедельник, — заседание. Там мы и предложим этот план. А к весне начнем закупать ласок. Срочно составь список зоомагазинов. И еще позвони в газету, на радио и в общество охотников.

— А что сказать?

— Неужели не ясно? — Шеф передернул плечами и сердито заерзал в кресле. — Пусть сообщат, что охота на ласку запрещена. И не только на ласку, но и на змей, на хищных птиц, — на сорокопута, к примеру, — словом, на всех животных, уничтожающих крыс. Браконьеров будем строго наказывать: штраф назначим раз в десять больше, чем стоимость шкурки ласки на черном рынке. И все будет в порядке. Вот так.

Шеф поднялся, легонько хлопнул Сюнскэ по плечу. Он был страшно доволен собой. Сюнскэ захотелось швырнуть на пол бумаги, которые он держал. С трудом подавив это желание, он отвернулся к окну. Весь двор был покрыт снегом, блестящим и плотным, как хорошо укатанный асфальт. Вокруг не было ни души. Вдруг во двор въехала шикарная машина и, взвизгнув тормозами, остановилась у подъезда.

Шеф вскочил, взял свой портфель и уже на ходу обронил:

— Ну, пока! Я пошел.

Сюнскэ, сунув папку под мышку, стремглав бросился вперед и распахнул перед ним дверь. Но, когда шеф проходил мимо, Сюнскэ снова захотелось подкусить его, и он сказал:

— В ресторан «Цутая», да?

Шеф не ожидал нападения. В глазах его мелькнула растерянность, но тут же сменилась хитрой усмешкой. Почувствовав, что ему что-то запихивают в нагрудный карман, Сюнскэ изобразил такую же усмешку.

— Это тебе. Только не болтай в отделе.

В глазах шефа уже была холодная надменность человека, закончившего сделку. Не переставая улыбаться, Сюнскэ резко отстранился, чтобы не почувствовать зловонного дыхания шефа. Тот шагнул в коридор и направился к выходу. По дороге он ни разу не обернулся. Вскоре со двора донесся шум отъезжающей машины. Сюнскэ пошарил в кармане и обнаружил там пачку контрабандных сигарет. Потянул за красную целлофановую ленточку. Фу, до чего противно! Если б сейчас ему выставить оценку по десятибалльной системе, он больше семи не потянул бы. Маловато, скажем прямо. Не будь этих чертовых сигарет, он бы поставил себе все десять. Но из-за дурацкой выходки у дверей придется скостить целых три балла. И дернула же его нелегкая намекнуть шефу на общеизвестную его слабость! А чего он добился — жалкой подачки? Да, но машина. Ведь это же, черт подери, машина начальника департамента… Как раз с нынешнего месяца в государственных учреждениях установлен новый порядок — в нерабочее время казенной машиной могут пользоваться только важные шишки, не ниже начальника департамента, мелкой сошке, вроде заведующих отделами, машина полагается лишь для служебных поездок. А он-то, дурак, не понял! Все это время шеф просто-напросто ждал машину. Потому и домой не шел: сперва затеял осмотр вивария, — это в субботний-то день, — а потом завел с подчиненным бессмысленный разговор о крысах.

Ему нужно было время убить, — вот оно что! И Сюнскэ с особенной остротой всем существом ощутил запах гнили, пропитавший все здание. Месяца три тому назад на строительстве нового управления префектуры обнаружилось крупное взяточничество, тогда-то его шеф и попал сюда, в отдел лесоводства, слетев с тепленького местечка начальника отдела снабжения. Впрочем, не так уж он пострадал: ведь его не уволили, не понизили в должности, не загнали куда-нибудь в глушь. Уж очень крупное было хищение. Отдать главного виновника под суд губернатор побоялся — как бы дело не получило широкой огласки. Переместил для вида кое-кого из чиновников, и только. Прокуратура и газеты тоже умыли руки. К суду притянули двух-трех мелких служащих, не сумевших вовремя сориентироваться. Как всегда, пострадали только пешки. Тем дело и кончилось. Но если заведующий в субботу задерживается в отделе и за ним приезжает персональная машина начальника департамента — поневоле заподозришь, что дело нечисто.

Закурив американскую сигарету с фильтром, Сюнскэ вернулся в отдел. Огонь в железной печке угасал. Сюнскэ пошуровал в топке кочергой, подбросил каменного угля. Потом подошел к столу, взял папку со своим проектом, целый год без толку провалявшимся у начальства. Перечитал страничку-другую, огляделся и, убедившись, что кругом — ни души, с размаху швырнул папку на стол.

Все началось прошлой осенью. Низкорослый бамбук зацвел и дал завязь. Последний раз такое случилось в 1836 году, сто двадцать лет тому назад. Больше века это жалкое растение терпеливо дожидалось своего часа. И как оно знает, когда он должен наступить?! Но факт остается фактом — все шестеренки и передачи сложного механизма сработали безотказно: низкорослый бамбук, с ослиным упрямством цеплявшийся за землю, не поддававшийся ни огню, ни ножу, безропотно покорился законам роста. Осень полностью выполнила все посулы весны. По берегам озер и в речных поймах все растения дали семена — все до последнего кустика на огромной площади в пятьдесят тысяч гектаров. Дали семена и засохли. Таков закон.