Юрий Чернов - Земля и звезды - Повесть о Павле Штернберге

«Порывист, — подумал Павел Карлович, — и, видимо, обеспокоен задержкой Юрьева».

Вановский поднялся с пенька, походил, куда-то вглядываясь и к чему-то прислушиваясь. Шаги у него были легкие, фигура подтянутая, глаза проворно схватывали виденное. Он пытался не показывать своего беспокойства и заговорил снова:

— В марте я встречался с Ильичем. Наши задачи он сформулировал предельно кратко и предельно ясно.

И Вановский, отсекая фразы взмахом ладони, повторил слышанные слова:

— «Новый взрыв мы обязаны встретить вооруженными, организованными по-военному, способными к решительным наступательным действиям!»

Павел Карлович с ревнивой завистью представил себе, как слушал Вановский Ильича. Именно представил. Он так часто думал о нем, с такой неутолимой жадностью вчитывался в его статьи, что порою ему казалось, они давно знакомы.

Он ничем не обнаружил охватившее его чувство и лишь сказал:

— За баррикадами победу не высидишь. Надо брать быка за рога.

Вановский предостерегающе поднял руку:

— Я слышу шаги.

Кто-то небыстро приближался из глубины острова. Это было неожиданно, так как по воде лодки не проплывали и лихач, оставшийся пасти лошадь, сигнала не подавал. Значит, кто-то приплыл сюда раньше, чем они. Кто?

Захрустели раздвигаемые ветки. Показалась белая лохматая собачонка на длинном поводке, а вслед за нею появился и господин в кричаще пестром костюме, в черных очках, с роскошной, отливающей лаком тростью.

Походка у господина была шаркающая, семенящая, ноги в коленках не сгибались, а как бы подламывались; казалось, вот-вот он упадет.

Собачка негромко зарычала. Хозяин успокоил ее и обратился к незнакомцам сам:

— Прошу покорно извинить меня, милостивые государи, лодка возле вас не причаливала? Нет? Плохо, плохо, ой как плохо!

Господин говорил, почти не открывая рта, словно выплевывая слова.

— Плохо, плохо, ой как плохо! — повторил он, вздергивая губами и бросая подряд три «пл».

Вановский внимательно изучал гостя, а гость, видимо, не собирался уходить, стал рассказывать о своем замысле. Он намеревался построить на острове трактир «Робинзон» с гротами и пещерами, с высокой плоской крышей, с которой откроется вид на озеро.

— Неплохо, а, неплохо? — добивался господин одобрения незнакомцев.

— Обреченное дело, — твердо сказал Вановский. — Озеро без рыбы. Оно проклято. Никто сюда не поедет.

Гость ничего не ответил, замотал головой, затряс обвислыми рыжими усами и побрел к ближайшему пеньку. Прежде чем сесть, он спросил:

— Я не помешаю вам, милостивые государи?

Штернберг опередил Вановского:

— Нам очень приятно ваше общество, но если вы цените откровенность, то не утаю: для меня высшее благо — уединение.

— Понимаю, понимаю, — господин в пестром костюме не сел и, пообещав еще прийти, удалился на подламывающихся ногах со своей собачонкой.

— Странный тип, — сказал Вановский, вернувшись к своему пеньку. Он ходил посмотреть, далеко ли удалился гость, и удивился, увидев, что на траве расстелена белая скатерть, на складном стуле — кожаный саквояж, из которого господин достает угощения для себя и собачонки. — Или вывели новую породу шпиков, или это не шпик.

— На филера не похож, — подтвердил Штернберг.

Они продолжали беседу, хотя прежнего покоя не было. Во-первых, по неизвестным причинам не явился Юрьев; во-вторых, рядом устроился чужой человек. Если даже он не шпик, а будущий владелец «Робинзона» — хрен редьки не слаще. Взрывчатку испытывать на острове не придется.

Время перевалило за полдень. На неподвижной глади озера не появилось ни одной морщинки, не вскрикнула ни одна чайка, не всплеснула ни разу рыба.

— Неприятная тишина, — сказал Вановский.

— Неживая, неестественная, — отозвался Штернберг.

Тишина действительно была неестественной, мертвой, она не умиротворяла, а, наоборот, заставляла напрягаться, вслушиваться, ждать чего-то непредвиденного. Даже облачко в небе — набухший белый комок — не плыло, оно словно прилипло к серовато-синему пологу.

Они продолжали разговор, временами замолкая и пытаясь уловить хоть какой-нибудь звук или шорох.

Вановский поделился соображениями, поддержанными Московским комитетом. Все сходились на мысли, что военно-техническое бюро можно разделить на три отдела. Вановский брал на себя издание пособий и инструкций по военному делу, Штернберг — разведку, за Юрьевым оставалась «ручная артиллерия», разработка и хранение новых видов бомб.