Арчибальд Кронин - Песенка в шесть пенсов и карман пшеницы (сборник)

Это был загорелый, коренастый, коротко стриженный, маленького роста мужчина, чуть моложе среднего возраста, с дубленой на вид кожей. Он, как я хорошо знал, совмещал обязанности игрока-профессионала и охранника Ардфилланского клуба.

– Ты все еще немного тренируешь, Хестон?

– О да, – согласился он. – Довольно много мальчиков из Бичфилда. Особенно в праздники.

– Я хочу, чтобы ты взял этого мальчика. Давай ему по три-четыре тренировки в неделю и присылай мне счет.

Он с сомнением посмотрел на меня, и я почувствовал, как у меня задрожал подбородок.

– Он маленький, мисс Гревилль.

– Ты сам не такой уж большой, Хестон.

Губы его обозначили слабую, сдержанную, самодостаточную, довольно грустную улыбку – как я потом обнаружил, это было самое большее, что он мог себе позволить. Я никогда не видел, как Хестон смеется. Он был человеком скрытным.

– Хорошо, – небрежно сказал он. – Тогда проверим его. Прямо сейчас, если хотите.

Мы вошли в павильон, где он бросил мне пару чьих-то щитков. С внутренней стороны я увидел написанное чернилами имя: Скотт-Гамильтон и ниже – «школа Бичфилд».

– Надень их. Или одну из них. Нет, на другую ногу.

Я прикрепил щиток к левой ноге, причем так нервничал, что едва мог пристегнуть ремни. Щиток был слишком большой для меня, мне было неловко в нем, и он болтался, пока я шел на тренировочную площадку. Мисс Гревилль уже была там, за сеткой.

Хестон начал бросать мне какие-то смехотворно легкие мячи, явно выражая этим свое мнение насчет моих способностей. Первым был несильный фул-питч [61] Фул-питч (full pitch) – мяч, который можно отбить битой еще до того, как он ударится о землю. . Я как бы нехотя попытался поставить блок, но промазал, и мяч сбил столбец.

– Не зевай, Кэрролл, – ободряюще сказала мисс Гревилль.

Я напряг свои дрожащие коленки, решив не зевать. Еще ничего в жизни я так не жаждал, как права быть на этом поле для крикета, и я знал, что если опозорюсь перед Хестоном, то буду возвращен в детские ясли нашего заднего двора.

Я начал отбивать все подряд. В течение пяти минут Хестон продолжал подавать мячи в легком темпе, затем стал бросать все быстрее – так быстро, что я отступил за криз [62] Криз (crease) – разметка питча. . Теперь вопрос был не в том, чтобы отбивать мячи, хотя мне удался один хороший удар при короткой подаче, а в том, чтобы сохранить в целости свою калитку. К концу получаса Хестон лишь три раза выбил мои столбцы, и я с удовлетворением заметил, что он вспотел.

Я знал, что преуспел, и ожидал правомерной похвалы или, по крайней мере, поздравления. Однако Хестон завел какой-то личный разговор с мисс Гревилль, которой он, казалось, благоволил, мне же он сказал лишь следующее:

– Мы должны научить тебя не убегать от быстрых подач.

Но этого замечания, означающего, несмотря на его критический смысл, что я могу продолжать тренировки с Хестоном, было достаточно, чтобы я воспарил в небеса. По дороге домой «дарсли-педерсен», казалось, летел. По возвращении я бросился наверх:

– Мама, Хестон взял меня! Не считая фул-тосса [63] Фул-тосс (full toss) – подача, при которой мяч не отскакивает от земли. , он лишь дважды меня пробил.

Я считал справедливым не учитывать тот мяч, который сам отбил в свою калитку.

Она только что вошла и, все еще не сняв уличной одежды, готовила ужин. Она выглядела еще более довольной, чем я ожидал. Среди прочих ее беспокойств она была озабочена летним отдыхом и тем, что я буду делать в течение долгих двух месяцев школьных каникул, – ситуация осложнялась ее убежденностью, что мы не можем позволить себе куда-то съездить для смены обстановки.

– Значит, ты можешь проводить каникулы в Уиллоу-парке?

– Да, – хвастливо сказал я в приступе невыразимого эгоизма. – Я не буду болтаться у тебя перед глазами, мама. То есть собираюсь ходить туда каждый день.

Лето было необычайно прекрасным. Долгие солнечные дни рассеивали золотой свет. В лесу рядом с полем для крикета цвела жимолость, оплетая кусты и зеленую ограду, и всякий раз, когда я приближался к Уиллоу-парку, ее запах пьянил меня обещанием чуда.

Благодаря какой-то невероятной экономии мама купила мне в Ардфиллане подержанный велосипед «рэлей», который выглядел почти как новый. Однажды вечером она вернулась из Уинтона с пакетом, в котором оказались белые фланелевые спортивные брюки, куртка цвета морской волны и бело-голубой пояс для крикета с серебряной застежкой-молнией. Укрывшись в своей спальне, я надел этот наряд и внимательно осмотрел себя в трюмо – мисс Гревилль наставляла меня никогда не употреблять слово «зеркало». Я решил, что главное для меня – это выглядеть как игрок в крикет, и хотя до сих пор я испытывал серьезные сомнения относительно своей внешности, часто задаваясь вопросом, как у таких красивых родителей мог получиться такой невзрачный ребенок, особенно сокрушаясь по поводу зеленого цвета своих глаз и даже вычитав в «Энциклопедии Пирса», что это почти без вариантов является печальным результатом встречи родителей, у одного из которых карие, а у другого голубые глаза, – несмотря на все это, я был захвачен необычным отражением, представшим передо мной. Разве благодаря цвету куртки мои глаза не выглядели не такими уж и зелеными, а скорее были ближе к синему? Возможно, что нет, но я, в общем, получился таким, каким получился: у меня были мягкие светло-каштановые волосы, и я, по крайней мере, унаследовал от отца свежий цвет лица и здоровые белые зубы.