Арчибальд Кронин - Песенка в шесть пенсов и карман пшеницы (сборник)

Когда дело дошло до причастия, я был уверен, что этот маленький зануда не причастится, он был отнюдь не склонен исповедоваться. Но он причастился, и то, как он при этом закрыл глаза, меня просто опрокинуло. Бо́льшая часть прихожан поднялась с колен, и когда Даниэль ходил туда-сюда вдоль загородки с подносом, я почувствовал, что он косит глазом в мою сторону. Даже и не надейся! Сколько времени прошло с тех пор, как они меня ловили? Должно быть, более пяти лет с той службы в Ноттингеме. Я зашел туда шутки ради, чтобы послушать этого францисканца, отца Алоизиуса, – говорили, что он не менее выдающийся, чем Чарльз Лоутон [205] Чарльз Лоутон (1899–1962) – английский и американский актер и режиссер, обладатель премии «Оскар» за лучшую мужскую роль в картине «Частная жизнь Генриха VIII». , – и вышел оттуда преображенным. И так продолжалось несколько месяцев, пока я не встретил в местной больнице рыжеволосую медсестру из Северной Ирландии. Она тоже была высший класс, если не считать ее белфастского акцента. На пари она могла раскалывать своим акцентом стаканы в баре «Шервуд».

После благословения я вышел на чистый свежий воздух, чтобы снаружи подождать мальчика. Он появился довольно быстро – бодрый и радостный, на что я никак не отреагировал.

– Святой отец так хотел с вами пообщаться, доктор Лоуренс. Знаете, он говорит на четырех языках.

– Не связывай меня с этим поляком. Ему нужны деньги.

– О да, он ужасно беден. После строительстве церкви там большие долги. И от его заработка практически ничего не остается. Вот почему так мало масла в отоплении. Я не думаю, что у него хватает денег даже на еду.

– Это его проблема, – сказал я. – А моя – это раздобыть «Санди телеграф». Мы идем на станцию.

По дороге он сказал:

– Вы видели этот замечательный барельеф на стене?

– Мельком, поскольку стараюсь его не замечать.

– Вероятно, это работа молодого скульптора, который лечится в Давосе…

– Тогда он умер, – оборвал я его. – Этот шедевр был последним его произведением.

– О нет. Он вылечился и теперь довольно знаменит. В этом году у него в Вене выставка.

– Давай, – сказал я, – ногами побыстрей шевели. И не будь таким самодовольным.

Нет, его невозможно было поколебать. Он сам по себе чуть ли не светился. Не оттого ли, что ночью ему удалось произвести несколько дополнительных красных кровяных телец? Сомнительно.

Мы добрались до киоска, и в нем оказались воскресные газеты, что подняло мне настроение. Дни, когда связь с Цюрихом прерывалась, я считал потерянными. Я купил свою «Телеграф», не очень-то поболтав с Джиной, и уже повернул обратно, когда Даниэль сказал:

– Не могли бы вы обменять мне полкроны на швейцарские деньги?

– У тебя есть полкроны?

– Естественно. – Он улыбнулся. – Мне дал старый Канон перед нашим отъездом. И теперь у нас снег, и я очень хотел бы отправить ему одну из этих картинок.

Он указал на цветную открытку большого сенбернара и щенка, у обоих свисали с шей фляжки с бренди.

– Я дам тебе пятьдесят сантимов на открытку, – сказал я, подумав, сколько еще этот старый мешок с костями будет стоять между нами. – Ты можешь проделать дырку в кроне и повесить себе на шею.

Я тут же пожалел о своих словах. Но он, похоже, не возражал.

– Да, на шее ее не очень-то потратишь. Кроме того, у меня уже есть его медаль.

Я купил открытку и одолжил ему шариковую ручку. Хотя мне было любопытно, я старался не смотреть на то, что он писал, полагая, что он покажет мне свое излияние. Так оно и было.

Уважаемый и весьма преподобный Канон,

Ваш ученик и достойный шахматный противник посылает Вам приветствия из Альп, где он в компании (зачеркнуто) со своим врачЁм только что миновал лОвину, маленькую, но опасную. Эти два сенбернара, большой с бренди для доктора Лоуренса, маленький с лимонадом для меня, к счастью, не понадобились. Сегодня я чувствую себя очень хорошо, но могу скоро вернуться. Поэтому остерегайтесь хода пешки на K4 в дебюте Руи Лопеса.

– Две ошибки в правописании. – Это все, что я мог сказать.

– Да, с правописанием у меня ужасно, – согласился он. – Это моя ахиллесова пята.

Однако его усилия заслуживали сдержанной похвалы, поэтому я смягчился и купил ему марку у Джины, которая от начала до конца наблюдала за происходящим с особым интересом. Я знал, что потом она будет безжалостно подшучивать надо мной.

– А больше мы ничего не можем придумать, пока мы здесь, в деревне? Я чувствую себя так… так хорошо. Нет шансов сыграть в шахматы?