— Рад познакомиться, мисс Трегаллик, — сказал Купферстечер.
— Ия очень рада, — сказала мисс Каспидор. — Трегаллик — это корнуэльская фамилия?
Софи Трегаллик, ухватившись за эту тему, хотела заговорить, но мисс Каспидор продолжала без передышки:
— Они всегда начинаются с «тре», «пол» и «пан». Обожаю Корнуэльс! Я восхитительно провела как-то лето в Сент-Айвсе. В кельтах есть что-то такое, что меня покоряет. Я просто обожаю Уэльс, и Шотландию, и остров Мэн… и, разумеется, милую, чудесную Ирландию. Знаете, не далее, как на прошлой неделе в Париже я беседовала с министром просвещения господином Сент-Ивсом де Кермейль. Обаятельный человек! А как хорошо говорит по-английски! Я просто влюбилась в него. Я сказала что-то насчет того, что имя Сент-Ивс похоже на английское Сент-Айвс, и вдруг он — можете себе представить — говорит, что он родом из Бретани. Значит, кельт. Чутье меня никогда не обманывает. Я ему сказала стишки про того человека из Сент-Айвса, у которого было семь жен. Ему ужасно понравилось. Я уверена, что у нас с вами окажется масса общего.
Софи Трегаллик открыла было рот, но мисс Каспидор не дала ей вставить ни слова.
— Скажите, кто этот удивительно интересный молодой человек — вон тот, у камина, что разговаривает с высокой девушкой?
Она указала на Мертона и его актрису. Софи не находила в нем ничего интересного, зато вполне оценила внешность актрисы и поняла, что в американке заговорил хищный инстинкт и желание бросить вызов этой женщине. Но что ответить ей?
Софи не знала фамилии Мертона.
— Пожалуйста, познакомьте нас.
Ласковая улыбка мисс Каспидор была откровенно повелительной.
Софи растерянно осмотрелась по сторонам. Гарстенг был далеко — он стоял с американцем посреди гостиной. Ни Уэлтона, ни Тредголда тоже не было поблизости. А больше ни с кем она здесь не была знакома.
— Вы мне не откажете, не правда ли? — мисс Каспидор улыбнулась еще неумолимее. — Пойдемте же!
Софи не успела опомниться, как ее чуть не насильно потащили через всю комнату к камину. Мисс Каспидор пустила в ход всю силу своих чар, самым решительным образом сосредоточив их на Мертоне. Когда они с Софи подошли, Мертон обернулся и от неожиданности чуть не выронил из рук бокал.
— Тони, — с храбростью отчаяния вымолвила, задыхаясь, Софи, — позвольте вас познакомить с мисс Каспидор. — И спаслась бегством.
У Мертона от изумления глаза полезли на лоб. Но было ясно, что это обращались к нему. Он сказал: «Здравствуйте».
— Тони! — начала мисс Каспидор. — Какое прелестное имя! А как дальше?
Она втиснулась между Мертоном и его актрисой.
— Гм… Моя фамилия — Мертон. А имя, собственно, не Тони… Меня зовут Лайонел.
— Ну, расскажите же мне, что вы пишете? Наверно, что-нибудь замечательное. У вас такие умные глаза.
Актриса из-за спины мисс Каспидор бросала на Мертона убийственные взгляды.
— Пока до свидания… Тони! — процедила она сквозь стиснутые зубы. И отошла.
Мисс Каспидор на миг повернула голову, снова изобразила на лице судорожную улыбку и продолжала беседу.
Между тем американец, сопровождаемый Гарстенгом, успел уже обойти гостиную и познакомиться с несколькими писателями, подлинными и мнимыми. Он сиял от удовольствия. Супруга его семенила рядом, но все время не раскрывала рта.
— Прекрасное мероприятие, мистер Гарстенг. Да, прекрасное и проникнутое подлинным духом общественности! — убежденно говорил мистер Купферстечер. — Мне очень, очень жаль, что я не застал дома щедрого мецената, хозяина этого поместья. Я счел бы за честь познакомиться с графом Клигнанкортом.
У Купферстечера была круглая, лысеющая голова, узкий, плотно сжатый рот и хитрые глаза.
— Трудно представить себе, — продолжал он, — лучшую обстановку для писателей, которые хотят успешно работать. В высшей степени благоприятная атмосфера, мистер Гарстенг, в высшей степени! И у меня такое впечатление, что вы собрали здесь очень нужных и способных людей. Они меня сильно заинтересовали… А это кто?
К ним пробирался Уэлтон. Лицо Гарстенга выразило беспокойство.
— Это мистер Уэлтон. Так сказать, декан нашей литературной коллегии.
— Очень приятно, мистер Уэлтон. Извините за откровенность, вы кажетесь постарше других. Что же, вы поздно почувствовали влечение к литературе?
— Да, пожалуй, что так. Большую часть жизни я работал в газетах. Но под конец меня стало мучить желание написать что-нибудь более объемистое и более долговечное, чем газетные статьи.
Читать дальше