Уильям Моэм - Герой

– До чего же вы забавная женщина! – На губах Джеймса играла добродушная улыбка.

– Не понимаю, о чем вы. – В голосе миссис Джексон послышалось раздражение.

– Мне и в голову не приходило, что вы действительно считали, будто поступаете правильно, когда пришли и поделились со мной своими мыслями, как вы это называете. Я думал, что вы пришли со злым умыслом.

– Я жена священника и не избегаю возложенных на меня обязанностей.

– Человеческие существа такие странные.

– Я не считаю себя существом, капитан Парсонс.

Джеймс улыбнулся:

– Любопытно, почему мы все мучаем себя без всякой необходимости? Иной раз мне кажется, будто умственные способности мы используем лишь для того, чтобы причинять себе и другим боль.

– Едва ли понимаю, о чем вы говорите, капитан Парсонс.

– Если вы что-то делаете, вас когда-нибудь терзают сомнения, правильно ли вы поступаете?

– Никогда, – твердо ответила миссис Джексон. – Всегда есть правильный путь и неправильный, и я благодарю Господа, который дал мне разум для того, чтобы видеть оба. Очевидно, я всегда выбираю правильный путь.

– Великолепно! А вот я не могу не думать, что любой правильный путь отчасти неправилен, а в любом неправильном есть что-то от правильного. По поводу каждого можно многое сказать как «за», так и «против». И мне выбор всегда дается с огромным трудом.

– Так рассуждают только очень слабые люди.

– Возможно. Я давно уже перестал обольщаться тем, что умен. Полагаю, что это свойственно, как правило, невежественным особам.

Мэри ко всему подходила серьезно. Хвалила себя за то, что видит недостатки Джеймса. Видя их, она любила его ничуть не меньше, но поставила перед собой цель исправить их. Он воспринимал мир не так, как все окружающие, и иной раз позволял себе вольности в разговоре, но Мэри надеялась со временем избавить его от этого. Терпение, мягкость и благородство позволяют женщине добиться от мужчины многого.

Одна из подруг Мэри вышла замуж за мужчину со скверной привычкой ругаться, от которой отучила его очень даже легко. Когда он ругался, жена отвечала ему тем же. К примеру, он говорил: «Это чертовски плохая работа», – а его жена отвечала с улыбкой: «Да, чертовски плохая». Он удивился, но быстро перестал употреблять такие слова. История умалчивает, не из-за этого ли он избавился и от привычки любить жену, но Мэри считала эту деталь несущественной и видела в подруге пример для подражания.

«Джеймс по натуре совсем не циничный, – убеждала она себя. – Он многое говорит не потому, что верит в это. Просто ему нравится эпатировать людей».

Конечно, Мэри прекрасно понимала, что слова Джеймса отчасти отражают его мысли, но оригинальность высказываний все-таки списывала на позерство. Еще и болезнь Джеймса заставила Мэри не судить его слишком строго, а потому если она и не соглашалась со словами жениха, то не спорила, а лишь снисходительно улыбалась и меняла тему. Она исходила из того, что после свадьбы, располагая временем, поднимет мужа на тот достойный уровень, на коем находится сама. Благотворное влияние христианки непременно даст результат: душа у Джеймса золотая, нужно лишь направить его на путь истинный.

Это не укрылось от Джеймса, и он не знал, гневаться или смеяться. Иногда он с юмором воспринимал искусное притворство Мэри и догматическую убежденность, с какой она озвучивала самые поразительные суждения. В других же случаях, когда она небрежно отмахивалась от идей, которые шли вразрез с ее предрассудками, и самодовольно заявляла, что не слышала ничего подобного, он раздражался сверх меры. И ведь не говорил он ничего из ряда вон выходящего, просто делился каким-либо научным фактом, признанным миром уже добрые двадцать лет. Мэри, однако, отгораживалась от этого непробиваемой стеной.

– Мне не хватает ума, чтобы спорить с тобой, – говорила она, – но я знаю, что права. И совершенно этим довольна.

Но чаще она только улыбалась:

– Ты говоришь такую чушь, Джейми! Ты просто не можешь верить в то, что говоришь.

– Но, моя дорогая Мэри, это признанный факт. Нет ни малейшей возможности сомневаться в нем. Это же банальность!

Тут, демонстрируя незаурядную выдержку, Мэри вспоминала, что Джеймс еще не вполне выздоровел, похлопывала его по руке и произносила:

– Это не имеет значения. Ты гораздо умнее, чем я. И вообще тебе пора пить бульон.

Джеймс откидывался в шезлонге, сбитый с толку. Невежество Мэри было непробиваемо. Она ничего не пыталась понять и даже не допускала, что может ошибаться. Совершенно серьезно думала: если она что-то игнорирует, стало быть, знать это и не нужно. Люди говорили об успехах образования. Возможно, низшие классы еще не ощутили их, но Джеймсу казалось непостижимым, что и нетитулованное мелкопоместное дворянство Англии выказывает столь вопиющее невежество. По всей стране в роскошных домах и величественных особняках господствовали такие же предрассудки и суеверия, как на кухне или в конюшне. Хозяева пренебрегали новыми идеями, как и их слуги, вполне довольные тем, что ничего не знают.