Уарда Саилло - Отступница

— Пожалуйста, — прошептала Рабия, — оставь меня в покое.

— Но ты должна хоть что-нибудь поесть, — сказала тетка.

Рабия теперь почти сидела в кровати. Она немного наклонилась вперед, потом у нее начались судороги. И до сих пор у меня перед глазами стоит эта картина — как ее тело застыло и как исказилось ее лицо. Глаза стали выпуклыми. А затем у нее вырвался какой-то жалкий шипящий, пронзительный звук. И этого я тоже никогда не забуду. Этот звук вошел в мои уши, он проник в мой мозг, от этого у меня закружилась голова и все мое тело охватила паника. Я потеряла ориентировку и очнулась уже в коридоре, где я стояла, громко крича:

— На помощь! Помогите же нам, моя мама умирает!

Впервые я назвала Рабию мамой. Я бегала по коридорам, пока не нашла врача, крича и рыдая от ужаса. Я видела Рабию перед собой, хотя она находилась за несколько комнат от меня. Я видела, как она умирает, я видела ее мертвой.

Я решила умереть вслед за ней, не желая жить без Рабии. Стоя перед врачом, я знала, что если он не спасет Рабию, то я зайду в море так далеко, откуда уже нет возврата. Зеленая холодная вода охватит меня. Там я найду покой. Навсегда.

На удивление быстро в комнате Рабии появился врач. Он отчаянно искал вену для того, чтобы сделать ей спасительное вливание. Он не мог найти ее, вены Рабии ушли глубоко. Все же ему удалось найти место для инъекции. Рабия лежала как мертвая на своей кровати, когда лекарство стало оказывать свое действие. Она медленно приходила в себя. Когда через несколько недель ее выписали, Рабия все еще была очень слабой.

— Тебе нужно на свежий воздух, — сказала я, — давай пойдем на пляж. Рано утром там прохладно.

Я поддерживала ее, словно старуху, когда мы шли по улицам. Ноги Рабии волочились по пыли. Через каждые пятьдесят метров она останавливалась, чтобы передохнуть. Ее тело было еще слабым, но к ней вернулась воля к жизни. Она дошла до пляжа и с моей помощью затем вернулась домой.

Прошло еще несколько месяцев, пока она полностью выздоровела и снова смогла играть ведущую роль в моей жизни.

Али же, напротив, никогда уже не оправился от своей болезни. Он остался слабым и безвольным. Но его сумасшествие прошло.

Сейчас он иногда работает матросом на одном из больших кораблей, которые выходят из порта Агадира и лишь через несколько месяцев возвращаются в город на краю пустыни.

Сексуальность играет в марокканском обществе большую роль, хотя и сопровождается массой запретов. Причем все, что связано с сексом, делается втайне, подальше от людских глаз. Почти всегда женщины являются жертвами, а мужчины — преступниками.

Я очень рано узнала, насколько болезненным и грязным может быть это скрытое сексуальное насилие. Ночи, полные страха перед моим двоюродным братом, я никогда не забуду. Но не забуду также и взгляды мужчин на улице. Их движения под джеллабами , когда они наблюдали за нами, девочками. Их грубые прикосновения в переполненных рейсовых автобусах. Их потные тела, которые на базаре словно бы случайно касались меня, когда я нагибалась вперед, чтобы выбрать самую лучшую луковицу.

Девочки в Марокко всегда должны быть настороже, чтобы не стать жертвой насилия. Ко мне приставали средь бела дня на пляже, в сумерках на улице, ночью в нашем квартале. Однако я была достаточно хитрой и быстрой, чтобы не стать жертвой.

Этого не будет никогда, пообещала я Рабие. Моя сестра постоянно давала мне книги и вырезки из газет, в которых говорилось о судьбе девочек легкого поведения.

— Именно потому, что мы в своей жизни потеряли так много, мы не можем терять еще и нашу честь, — говорила Рабия, — это единственное, что осталось у нас.

Я не хотела становиться такой, как девочки на нашей улице, которые получали удовольствие, соблазняя пожилых мужчин, и брали с них деньги, потому что таким образом надеялись легко избавиться от бедности. Пару месяцев или лет они одевались как принцессы, потому что могли позволить себе покупать вещи в бутиках для туристов, но в конце концов их отторгало наше общество, которое на первый взгляд кажется очень терпеливым и терпимым, но на самом деле является крайне консервативным.

Ни один мужчина из достойной семьи никогда не женится на такой девочке, ни один отец не признает ее невесткой. Им остается только жизнь на краю общества, в одиночестве и без защиты своего клана.