— Книга, — простонала она, — книга исчезла!
Затем ее лицо стало решительным и злым. Мне не нравилось, когда сестра становилась такой сердитой. Ей исполнилось десять лет, мне — четыре. Рабия считалась моей защитницей. Я хотела, чтобы она всегда была веселой и веселила меня.
Но сейчас Рабия была совсем другой. Она рассердилась. Сестра выскочила из комнаты и побежала искать отца.
Тот был на крыше. Во дворе тлел костер с желтыми вещами, которые отец снова разыскал где-то в доме.
— Отец, — сказала Рабия, — отец, где моя книга?
Ее голос был пронзительным и острым, как лезвие ножа, которым мать обычно разделывала мясо и который нам запрещалось трогать, потому что это было опасно.
— Я не знаю, дочь моя.
— Отец, ты сжег мою книгу! — воскликнула Рабия почти в истерике. Я спряталась в тени под лестницей и наблюдала за отцом и Рабией.
Он не сказал ничего.
— Ты сжег мою любимую книгу! — уже кричала Рабия. Она набросилась на отца с кулаками. — Ты сжег мою книгу! Мою желтую книгу. Мой учебник. Ты — сумасшедший, отец, и это говорят все люди на улице.
Рабия заплакала. Мне было очень больно видеть ее такой. Отец же был совершенно спокоен. Затем он размахнулся и дал Рабие пощечину, такую звонкую, что от испуга я даже шумно вздохнула.
Шлеп! Это было похоже на шок. Впервые отец ударил кого-то из нас, детей. Мы знали, что он избивает мать по ночам, когда думает, что мы спим. Это были тихие, тайные побои. Но сейчас он ударил Рабию. Своего ребенка. Мою сестру. Это было что-то новое.
Рабия перестала плакать. Мне показалось, что она даже перестала дышать. Она побледнела как мел и затихла.
Отец сказал:
— Я не сжег твою книгу. Она лежит на холодильнике. Я нашел ее в детской комнате. Скажи своей матери, чтобы она отдала ее тебе. А теперь — теперь оставь меня в покое, дочь.
И до сих пор я не знаю, почему книжка Рабии оказалась единственным предметом желтого цвета, уцелевшим после того, как отец взялся уничтожить все желтое в нашем доме. Я хотела спросить его. Но когда я наконец решилась на это, было уже слишком поздно. Отец уже умер.
Поведение отца становилось все более странным. Однажды он удил рыбу и потерял оба ботинка. Он босиком примчался домой. Приблизившись к дому, он не остановился, а побежал дальше так быстро, словно за ним кто-то гнался.
Мы играли перед дверью и видели, как бежит отец. Я еще помню, как мы обрадовались: папа вернулся! И каким сильным было наше разочарование, когда он промчался мимо, не узнавая нас и не останавливаясь.
Рабия побежала следом за отцом и схватила его за рубашку:
— Папа, ты куда бежишь?
Отец остановился и ошеломленно огляделся.
— Папа, на тебе нет обуви, — сказала Рабия.
Отец посмотрел на свои босые израненные ноги.
— Ты знаешь, дочь моя, — сказал он и с любовью погладил Рабию по голове, — я потерял ботинки на рыбалке. Но это ничего. Ходить босиком полезнее, чем в ботинках.
— Но, папа, — сказала Рабия, — почему ты пробежал мимо нас?
— Я подумал, — ответил отец, — что неплохо бы немного заняться спортом. Говорят, что бег очень полезен для здоровья. Поэтому я и пробежал мимо вас так быстро.
Рабия затащила отца в дом, а позже я увидела его: он сидел во дворе, жалкий, с опущенными плечами. По его щекам текли слезы, и в его всхлипываниях было столько отчаяния, что я не решилась подойти к нему и обнять.
Отец сидел во дворе наедине со своим отчаянием. Один на один со своим безумием. Никто не мог помочь ему. И никто не хотел помочь нам.
На улице отец стал разговаривать сам с собой: «Я — тень Пророка, я двигаю солнце, не задерживайте меня!»
Он босиком ходил по раскаленному асфальту, не чувствуя боли. Если к нему приближались наши соседи, он плевал в них. Дети смеялись над ним.
— Господин Саилло сошел с ума, — пели они и показывали ему языки. Отец гонялся за ними и швырял в них камни.
Однажды к нам приехала полиция. Полицейские постучались в нашу дверь.
— Сиди Саилло, — сказали они, — люди жалуются на вас.
Но отец сумел успокоить их.
— Со мной все в порядке, — сказал он.
У полицейских не было ни малейшего желания заниматься этим делом.
Затем отец решил вооружиться. У него появился огромный острый нож дженуи, который он не выпускал из рук. Этим ножом он резал траву, которую курил. По ночам он сидел в своей комнате и швырял нож в стену, а тот застревал в ней. Мать должна была подходить к стене, доставать нож и приносить его обратно отцу.
Читать дальше