Луи Арагон - Гибель всерьез

— Фанни! — громко позвала Филомела, входя и швыряя на изящный столик длинный батон и сумку, полную консервных банок, — познакомься, вот отец моего ребенка!

Моложавая дама, что слушала по радио Жака Бреля, приглушила, но не выключила звук и повернулась на круглой табуретке, на которой, вполне в духе времени, сидели теперь не перед роялем, а перед приемником. Кивнув головой, осмотрела вошедшего без всякого удивления.

— Эдди, — сказала Фил, — это Фанни…

То, что Фанни — матушка Фил и ее сестрицы по имени Мари-Амели, если память мне не изменяет, той, что все не оправится после третьих родов, и мальчика, который так бойко читает «Тэнтэн», — Эдип раскумекал не сразу, а через некоторое время, хоть ум у него был хваткий, но с вами не стану играть в прятки.

— Очень приятно, — сказала Фанни, — предложила бы гостю присесть, Полетта? Он, должно быть, устал.

Эдипа больше всего удивило не предположение об усталости, а странное обращение к Фил: значит, в семействе Карп де Пен ее зовут Полетта? Ну и ну.

Сел на стул он так же легко и быстро, как некогда убил человека, и тут же заявил своей новоявленной теще:

— «На вашем месте, мадам, я бы вмешался, хотя меня это, конечно, нисколько не касается, и запретил бы этому сопляку именоваться Джонни. Я понимаю, что из-за имени Шарль его в школе дразнят, но…

— Мсье… вы позволите называть вас Эдди? Видите ли, Эдди, мальчика так назвали в честь моего мужа и…

— Мсье Карп де Пена зовут Джонни?

— Да нет, какой вы право! Мсье Дюмона зовут Шарль!

— На вашем месте я назвал бы его Этеоклом.

— Этеоклом? Забавная мысль! Мсье Дюмон — Этеокл… Шарль! Хочешь, я буду звать тебя Этеоклом?

Господин в кресле что-то буркнул в ответ и продолжал перебирать бумажки.

— Я имел в виду Джонни, — сказал Эдип. — А если вас смущает Этеокл, что вы скажете о Полинике?

— Да, вот это звучит получше, — одобрила Фанни. — Но с чего вдруг? Полиник? Этеокл? Лучше уж Джонни. И малышу нравится, и звучит современно.

Эдип продолжал настаивать. «Ну, сделайте мне одолжение!» Фанни обернулась к младшей дочери. Полетта неплохо выбрала отца для ребенка, но это уж, кажется, чересчур. Ребенок… вдруг Фанни сообразила.

— И когда же? — она спросила.

Фил объясняться не захотела: «Когда что?» — «Ну, когда он…» — промямлила мать довольно несмело. «Ах, ты про это… но почему обязательно «он»? Может быть и она…» Это вконец запутало дело.

— Хоть он, хоть она, — продолжала Фанни, — прекрасно. Только мне все равно неясно, почему наш Джонни должен стать Полиником. По-моему, это слишком дико.

Эдип смотрел на мамочку своей невесты и находил, что она прелестна. И, кстати, немногим старше него. Года на три-четыре, — так он рассудил. И он никого бы не удивил, если бы предпочел ее Фил… Он так и расплылся: «Почему я вдруг согласился, чтобы Джонни стал Полиником, хотя сам хотел Этеокла? Ради вас, моя милая Фанни! И только!» — Но-но-но! — воскликнула Фил. — Умерь свое рвение. Мамашу не трожь — там чужое владение! Иокаста здесь я, понял? А мальчишке втемяшилось — пусть будет Джонни!

Мели, мели, Филомела, а уж эту мадам Карп де Пен я приберу непременно. Будь у меня деньжонок побольше, я бы надарил ей бриллиантов и одел у Диора. Беда, что мечты сбываются не так скоро, как включаются наши фантазии. Скажем, Этеокл видит, как они целуются в такси на улице Франсуа-Мирон, Эдип наконец уступил настояниям Иокасты… если Джонни, как и его отца, зовут Шарлем, почему бы и маме с дочкой не поменяться местами, судить ее не нам с вами. Остается только придумать, как оказался там Этеокл. Может, ходил в «Самаритэн» [158] «Самаритэн» — большой универсальный магазин в Париже. , в отдел «сделай сам», задумав купить секатор для сада… стоп! Секатор может пригодиться и дляубийства, если сделать из убийцы садиста. Но вот досада, скверный мальчишка сходу сообщает своей сестрице: «Знаешь, Фил, у моего племянника скоро будет еще дядюшка вместо брата». Она понимает не сразу, а потом отправляется… покупать пистолет… Нет, нет, нет! Все это мне не нравится!

— Почему? Полиник — красивое имя. И раз Эдип теперь член семьи, — говорила Фанни, — мы можем ради него…

— Кто член семьи?

Это Шарль вопрошает из кресла. А мы спрашиваем в свою очередь, откуда у этакого урода красавицы дочери, но взглянув на жену, умолкаем. Шарлю едва ли пятьдесят, но он из тех рыжеватых блондинов, что быстро изнашиваются и выглядят помятыми, морщиноватыми, лысыватыми, пыльноватыми, и руки вдобавок покрыты гречкой… Чем-чем? Гречкой? Ну да, «растение семейства гречишных, попросту называемое «черным зерном», годится в пищу», по определению малого «Ларусса» с иллюстрациями, 1916 года издания. Очков он не носит, а зря. И усы бы ему пошли. Во всяком случае, лучше уж отрастить усы, чем каждый день бриться. Но вообще, на картинку в журнале он не годится. А кожа у него такая… будто он, набивая трубку, на нее просыпал табак. Но вернемся к рассказу. Итак…