Андрей Дугинец - Боевое задание

Увидев, что отряд замешкался, проводник остановился и даже спросил:

— Вам помочь?

Моряк ухмыльнулся:

— Ты и так нам помогаешь лучше не надо. Веди давай, веди, скороход!

Жерди, проложенные кем-то по болоту, во многих местах уже затонули, и приходилось пробираться по воде чуть не по колено. Но все же под ногами был твердый настил, по которому отряд двигался, почему-то все время наращивая скорость. Когда в густо-синем тумане показался лесок на противоположном берегу трясины, все поняли, что движутся чуть ли не марафонским бегом. И видимо, от предчувствия скорого конца пути Володя поторопился и уронил свою «шарманку» в трясину. Но все время оглядывавшийся Коля успел подбросить под ящик свою палку.

Моряк подал команду всем остановиться и спокойно ждать, а сам, положив свои палки на трясину, помог поднять рацию.

— То всегда так: кто первый раз идет по кладкам, бережется только до середины, — озабоченно говорил Коля. — А как увидит берег, заспешит и вот так же… Это еще хорошо, что сами не провалились…

Так только с этим маленьким приключением и перешел отряд трясину шириной не меньше километра. Когда наконец выбрались на твердое, партизаны «Варяга» окружили юного проводника и солидно, как взрослому, пожимали руку, говорили что-нибудь доброе. А Моряк, подождав, пока все излили свою радость, положил Коле руку на плечо и тихо спросил:

— Ну а теперь куда?

— Вы немножко все отдохните, — советовал Коля, — а то теперь будет самое трудное.

Кто-то даже присвистнул. Кто-то робко спросил, что же еще может быть трудней.

— Ну, если самое трудное впереди, то идем дальше. Отдыхать некогда, — сказал Моряк. — Ты сам-то не выдохся ли?

— Да я-то что, никакого груза! — развел руками проводник. — Хоть бы автомат дали понести.

— Человек идет во главе боевого партизанского отряда, и все ему мало… Дайте ему еще и автомат! — отшутился Моряк. Но тут же он серьезно добавил: — Днем я научу тебя обращаться с оружием, тогда и будешь носить. Ну, ладно, Коля, веди дальше. Но что же нам предстоит еще более трудное? Может, заранее надо подготовиться, как перед трясиной?

— Там есть лес, — ответил Коля, раздвигая густые ветки ольшаника и пробираясь в гущу зарослей. — Там ручей такой широкий, что не перепрыгнешь, а…

— Ну ручей нам не страшен, вброд перейдем! — не дал ему договорить Моряк.

— Вброд нельзя. У него с берега трясина похуже той, что прошли. Там была кладка, да мы с Верой стащили ее в воду, чтоб полиция с Припяти к нам не пробралась.

— Ну и стратеги! — то ли похвалил, то ли осудил Моряк. — Что ж, полиция не нарубила бы жердей для новой кладки?

— Так станет рубить, мы же услышим и уйдем подальше.

— И то верно.

Ольшаник становился гуще. Местами попадались переплетенные заросли лозняка. Идти по ним в сгустившейся предрассветной тьме было все трудней. Но проводник подбадривал:

— Осталось чуть-чуть. Уже совсем ничего. Самую малость…

Наконец чащоба кончилась, и в кромешной тьме что-то аспидно блеснуло.

— Вот она, та протока! — с радостью, словно на этом кончались все трудности, сообщил Коля. — За нею там до ста досчитаешь и уже добежишь до Припяти. Нужно срубить две большие елки и перекинуть через протоку.

— А есть они тут, елки? — озадаченно спросил Саша Реутов, уже вынув из-за пояса топор. — Тьма как на дне трясины.

— Солодов, пройди с Реутовым вправо, там виднеются пики елок. Срубите и тащите. Остальным можно отдохнуть. — И, обращаясь к Коле, спросил: — Устал наш проводник?

— Нет, товарищ командир. Я привычный.

— Шпарит, как лось, не угонишься за ним! — послышался нарочито недовольный голос.

— Вот вы устали. Переберемся через ручей, отдохнете.

— Нет, Коля, — возразил командир, — если, как ты говоришь, Припять — только до ста сосчитать, то мы немного отдохнем лучше здесь. А там неизвестно, что нас ожидает…

— Смотрите сами. Я могу идти до самого утра.

Командир присел на траву. Пристроился рядом и Коля. Но тут же пожалел, что сел. Ноги сразу отнялись. Голова отяжелела, а глаза словно черной пеленой завесило. Он ущипнул себя за ногу, чтобы не уснуть. Но боли не почувствовал.

Не было ни боли, ни усталости, ни партизан. Ничего не было вокруг. Плеск воды да кваканье лягушек. Но вскоре и этого не стало…

Появилась Вера с буханкой хлеба. Кричит ему что-то, тормошит. Видно, будит его, чтобы поел. Но почему-то она кричит: