— Вот этот годится? — оказала Ева.
— Для свиней, — сказала Фанни. — Это — брак.
— Как, разве это не арбуз?
— Арбуз, но забракованный, то есть о самого начала негодный. Он маленький, кривобокий и внутри не красный и не сладкий. Он бледный и почти без аромата. Но мы найдем хороший. Когда был сезон, мы собрали сотни хороших. Но всегда бывают еще несколько запоздалых.
Они пробродили среди грядок, и Фанни то и дело ударяла ногой по негодным арбузам и разбивала их, не смеясь при этом. Ева наблюдала за ней и дивилась, почему это Фанни не смеется, делая такие забавные вещи. Ева попробовала ударить по арбузу, но у нее это вышло не так, как у Фанни. Арбуз даже не треснул. Ева не тронула его больше, но посмотрела на него так, словно сознавала свою грубость и теперь раскаивалась. Бедный маленький «брак».
— Вот, — сказала Фанни. И нагнулась над довольно большим, длинным и гладеньким арбузом. Она постучала по нему костяшками пальцев, потом сказала: — Он спелый, очень. Мы сейчас разломаем его и съедим сердцевину. — Она оторвала арбуз от плети, взяла его в обе руки и направилась к оросительному каналу. Она подняла арбуз над травой, потом уронила его. Он треснул. Фанни просунула руку в трещину, разломала арбуз на две половинки, и вот он был перед Евой — весь красный с рядами мелких черных косточек. — Это твоя половинка, — сказала Фанни, — а это моя. Давай есть сердцевину.
— Хорошо, — сказала Ева. — И большое тебе спасибо, Фанни Уолз.
— Ах, — сказала Фанни, — до чего ты воспитанная. Ешь арбуз — и все. Дня через два он бы сгнил. Мы набрели на него как раз вовремя. — Она запустила пальцы в самое сердце арбуза и вырвала целую горсть его без единой косточки внутри. — Вот как надо это делать, — сказала она. — Вот как надо есть арбуз. Сердцевина — лучшая часть. — Она жадно съела все, что было у нее в руке, до последней крошки. Ева сделала то же, что и Фанни, и стала так же жадно есть сердцевину своей половинки.
Было сладко и вкусно, и сидеть там, где они сидели, было приятно: медленно текла вода по каналу, повсюду вокруг росла трава, и солнце уже зашло, но свет его еще оставался и сохранял цвет травы зеленым, а очертания листьев — четкими.
И хоть Ева и чувствовала, что живот ее набит до отказа и даже вздулся, ей всё же хотелось продолжать. К тому времени, когда она. доела последнюю крошку сердцевины и еще немного от остатка арбуза. Фанни уже кончила и стояла в ожидании, так что Ева тоже встала, и. они пошли доигрывать игру.
— Ох, эта Фэй! — сказала Фанни. — Она просто ни во что не умеет играть. Ведь мы были как раз там, за этой самой кучей, и только потому, что мы двигались вокруг нее, у Фэй не хватило чутья догадаться и поймать нас. Держу пари, что она до сих пор никого не нашла. Я на ее месте застукала бы всех за две секунды.
— Я знаю, — сказала Ева, ибо она не сомневалась, что Фанни так бы и сделала.
Было уже почти темно. Они медленно подошли сначала к оливе, по-. том к м-с Блотч..
— Где Фэй? — сказала Фанни.
— По-моему, где-то во дворе, ищет вас, — сказала м-с Блотч.
— Где Флора?
— Наверное, прячется.
— Где Рэд? — сказала Ева.
— Тоже, наверное, прячется где-нибудь.
— Фэй никого не может найти, — сказала Фанни. — Мы набрели на спелый арбуз и съели его сердцевину.
— Да, — сказала Ева.
Когда уже совсем стемнело, они увидели Рэда и Флору, медленно бредущих к оливе. А спустя минуту они увидели и Фэй. Сойдясь у дерева, они все посмотрели друг на друга и не сказали ни слова. Потому что игре пришел конец и потому что был уже вечер.
* * *
После того как они вернулись из церкви и пообедали, Уоррен Уолз рассказал жене всю правду о той ночи, когда он побывал у Сюзи.
— Я знаю, — сказала Мэй Уолз.
— Как ты можешь знать?
— Я просто догадалась.
— Когда?
— Когда ты приехал за мной в дом Дейда. И все-таки я отказалась поверить в это тогда.
— Мне жаль, Мэй, но я должен был сказать тебе.
— Я знала, что ты скажешь, но думала, что тебе понадобится больше времени.
— Мне было ужасно стыдно, — сказал мужчина.
— Забудь об этом, — сказала женщина. — И мне дай забыть об этом.
— Ты уверена, что все будет в порядке? — сказал мужчина. — Я полагал, что мое признание вконец расстроит наш брак.
— Ты говоришь так, словно предпочел бы, чтоб он расстроился.
— Ничего подобного. Я просто удивлен немного, вот и все. Пять, лет назад у Хантингтонов, когда я напился и приставал к их кузине из; Сент-Люиса, ты реагировала, не так. Ты и прежде, бывало, пугала меня, но то, что произошло тогда, по-настоящему вогнало меня в страх. Мужчине неприятно чувствовать, что любовь к жене для него — как повинность. А для меня это стало ужасной повинностью.
Читать дальше