Уильям Сароян - Что-то смешное. Серьёзная повесть

Женщина упала на кушетку, потом на пол. Он набросился на нее снова не в силах остановиться.

Он не мог остановиться даже и тогда, когда услышал крик Рэда: «Перестань, папа! Будь ты проклят, папа! Перестань!»

Он не мог остановиться даже и тогда, когда Рэд колотил его по спине и рыдал: «Будь ты проклят, папа! Я убью тебя, папа!».

Пение птиц разбудило маленькую девочку.

Ева Назаренус, пели они. Так называл ее отец. Отец не взял ее с собой, он взял Рэда, и она заплакала. Она была сердита на своего отца. Если он мог взять Рэда, то почему не взял ее? Она хотела поехать, она была уверена, что он возьмет ее, а он не взял. Он уехал с Рэдом, но без нее. Он оставил ее стоять на дороге, одну и в слезах. Она была очень сердита на отца. Это было вовсе не хорошо, то, что он сделал. Она считала, что всегда может положиться на него, что он всегда будет хорошим. Он был единственный, на кого она всегда могла положиться. Ее мать умела быть хорошей, но только тогда, когда ей самой этого хотелось, а не тогда, когда этого хотелось Еве. Иногда матери захочется быть хорошей, а для Евы это все равно не хорошо. Но чуть погодя это становилось хорошо и для Евы. Просто ей нужно было немного времени, чтобы привыкнуть, что ее мать бывает хорошей, когда сама того хочет, не заботясь о том, чего хочет Ева. Ее мать была ужасно хорошая. Но она умела быть плохой тоже. Иногда ее голос делался таким жестоким, что пугал Еву. Иногда ее глаза делались такими сердитыми, что Еве не хотелось смотреть в них. Но в следующую минуту ее мать была снова хорошая. Она была самая хорошая мать на свете, лучше, чем мать Флоры, и это было так чудесно, что из всех матерей на свете Еве Назаренус досталась самая лучшая, я это было такое счастье, что будучи самой лучшей, она была еще вдобавок ее собственной матерью, собственной матерью Евы. Ева чувствовала жалость ко всем тем, у кого не было собственной матери. До чего это, наверно, тоскливо — иметь мать, которая не твоя. У Евы был также собственный отец. Некоторые девочки, имеющие своих собственных матерей, не имеют собственных отцов. У нее были оба У нее был и свой собственный брат. И теперь здесь, в доме Дейда, в целой спальне — только для нее, у Евы были еще и свои собственные птицы. Каждое утро они пели ее имя, как пропели его только что.

Она послушала птиц, потом спустилась с постели и подошла к окну посмотреть: какая это птичка называет ее имя яснее остальных. За окном, на кусте сирени, она увидела не одну птичку, а пять. Они резвились, радуясь утру, перепархивали с ветки на ветку, гонялись друг за дружкой и распевали, улетали и снова прилетали обратно — словом, подняли невероятную суматоху.

Но скоро они наскучили девочке, и ей стало очень, очень грустно. Почему отец не взял ее с собой? Почему он оказался недобрым к ней именно тогда, когда она нисколечко не сомневалась, что он будет добрым, хорошим, когда ей особенно сильно хотелось, чтоб он был хорошим? Почему он оттолкнул ее, оставил, покинул совсем одну, пристыженную и плачущую?

Она подумала: интересно, проснулся ли Рэд? Было ужасно рано. Она это знала точно. Она всегда просыпалась первая. И все-таки, может быть, Рэд уже проснулся?

Она отправилась в комнату Рэда и увидела, что он лежит с открытыми глазами.

— А ну иди обратно в постель, — сказал, он.

— Давай оденемся, выйдем и нарвем инжиров.

— Еще слишком рано. Иди спать.

— Уже светло, — сказала Ева. — Давай постоим около насоса и поговорим.

— Нет, — сказал Рэд. — Дай маме поспать. Дай папе поспать. Мы разбудим их.

— Почему?

— Потому что будем одеваться, разговаривать и ходить по дому и вокруг. Иди обратно в постель.

— Давай выйдем на лужайку и постоим на голове.

— Нет. Еще слишком рано. Пусть они поспят. И ты иди спать. А когда снова проснешься, приходи, и мы вместе оденемся.

— И выйдем поесть инжиров или постоять на голове?

— Поесть инжиров. Еще очень рано, чтобы стоять на голове.

— Да, — сказала Ева. — Еще очень рано.

— Ну, идешь ты обратно или нет?

— Почему пала взял с собой тебя, а меня не взял?

— Ты — девочка, — сказал Рэд.

— Я мальчик, — сказала Ева.

— Ты — девочка, — сказал Рэд.

— Я девочка, — сказала Ева, — но и мальчик тоже. Я лучше, чем мальчик. Я лучше всех.

— Ты не лучше меня, — сказал Рэд.

— Лучше, — сказала Ева.

— Не говори этого, — сказал Рэд.

— Я лучше, — сказала Ева.

— Ну ладно, иди обратно и поспи еще, — сказал Рэд. — Когда проснешься, приходи, и тогда мы оденемся. Но только смотри, шума не поднимай. Дай им поспать.