— Не нравится он мне, — сказал мужчина.
— Даже если так, — сказала женщина. — Я думаю, у нас достанет вежливости пойти, как если бы ничего не произошло. У них милые ребятишки, и они так хорошо ладят с нашими. Они-то во всяком случае позабавятся.
— Мне эта идея вовсе не нравится и точка, — сказал мужчина; — Я предпочитаю придумать какой-нибудь хоть наполовину приличный предлог, чтобы отделаться от этого.
— Отделаться от этого можно легко, — сказала женщина, — но отделаться от этого, не нарушая приличий, нет никакой возможности. Наш отказ скажет им слишком многое. Не проще ли будет забыть эту ночь и пойти?
— Разумеется, — сказал мужчина. — Но я не уверен, что хочу забыть ее. Мне нелегко пришлось из-за тебя. Да ты и сама мучилась. Какого черта ради? Ты пришла из кино и сказала, что они просят нас непременно зайти. Мы уложили спать детей, оставив с ними миссис Блотч, и поехали туда. И что же? На дороге мы встретили этого пьяного психа, который даже поздороваться с нами не соизволил. Жену его мы нашли в обмороке перед домом, а сына пытающимся поднять мать. Жена захлопнула дверь перед самым нашим носом. Я обыскал весь город, заглядывая в такие местечки, где вовсе не хотел быть увиденным. И все из-за него. Ты простояла там на веранде, у двери, полночи, напуганная до смерти. Да еще дома мы просидели до трех утра, потому что были взвинчены, потому что полагали, что так нужно, полагали, что. они могут позвонить. Я не уверен, что хочу забыть эту ночь. Я охотнее забуду его заодно с братом.
Мэй Уолз никогда раньше не видела своего мужа таким разговорчивым и таким раздраженным.
— Я знаю, что мы сделаем, — продолжал он. — Мы сегодня же уложим вещи и уедем на неделю в Джоземайт. Мы же собирались поехать туда в конце лета. Почему не поехать сейчас? Я съезжу и скажу ему вместо того, чтобы звонить. Это будет достаточно вежливо Он поймет.
Ему же так лучше. Я скажу, что девочки давно мечтали попасть летом в Джоземайт, а теперь им уже невтерпеж стало, и мы решили на сей раз угодить своим детишкам.
— Мы так часто им угождаем, не правда ли? — сказала женщина.
— Это не важно, — сказал мужчина. — Я даже предложу им поехать вместе с нами. Он, конечно, откажется. Я хочу поскорее покончить с этой историей. Не нравится мне она. Поеду сейчас же. А ты пока собери вещи.
— И не подумаю, — сказала женщина. — Все это не так страшно, как ты расписываешь.
— Нет, Мэй. Я не желаю околачиваться здесь.
— Ты становишься глупым.
— Что ж, — сказал мужчина. — Пускай так, но можно ведь иногда, и ради меня что-то сделать? Пожалуйста, собери вещи.
— Не понимаю, — сказала женщина. — Что случилось? — Мы делаем из себя ужасных дураков.
— Мы?
— То есть, это они делают из нас дураков.
— Они?
— Мы растравляем себя из-за людей, которые не питают к нам ни малейшего интереса, которые считают нас тупыми и скучными, думают, что мы страшно забавны, и потешаются над нами.
— Вот что я тебе скажу. Давай не будем пока решать. Еще рано. До Джоземайт а мы всегда доберемся за три часа. Можно мне взять машину? Я хочу съездить во Фрезно, сделать кое-какие покупки. Когда, вернусь, мы все решим.
— Сколько ты там пробудешь?
— Пару часов.
— Не дольше. Я упакую вещи.
— Уоррен, — сказала женщина удивленно. — Давай решим, когда я вернусь.
— Ладно.
— Она посмотрела на него холодно, как чужая, и он заметил это.
— Мэй, — сказал он. — Я просто не люблю унижаться.
— Мы решим, когда я вернусь, — сказала женщина.
Она надела желтую кофту с пуговицами и вышла. Уоррен последовал за ней; он отправился искать пилу — хотел поработать. Дети играли под старой оливой, ветки которой он собирался подрезать.
— Мама едет во Фрезно, хотите с ней? — сказал он им.
Вскоре он стоял один под деревом и высматривал мертвые ветки. Потом полез на дерево и принялся подрезать самую нижнюю из высохших ветвей, но вдруг бросил это дело, спустился, вошел в дом и позвонил другу в Мадеру, человеку, которого он знал больше двадцати лет, еще раньше, чем Дейда Назаренуса. Он позвонил этому человеку неспроста, но пока они болтали, он решил не раскрывать ему причину звонка. Вместо этого он попросил своего друга выбраться к ним как-нибудь на днях, чем скорее, тем лучше. Потом он снова пошел к оливе, — надо же было срезать хоть одну из этих самых мертвых веток.
В «Бьюике» выпуска 1948 года женщина не переставала удивляться: что могло так задеть и расстроить ее мужа? Щебет детей, — обычно она так любила его, — теперь раздражал. Шлепнув вдруг самую маленькую за то, что та не притихла, даже когда мать дважды попросила ее, Мэй Уолз свернула машину с шоссе и затормозила. Она молча заплакала вместе с ребенком, и спустя мгновение плакали уже все четверо, словно знали — о чем и почему.
Читать дальше