— Да это же «катюша» сыграла, братцы вы мои! — воскликнул Аймалетдинов, веря и не веря тому, что остался цел.
Потом, когда в перерыве между боями хлебал суп из котелка, подтолкнул плечом рядом сидящего на траве Абдрассулина:
— Из–за твоего сна и мы чуть было не отправились к аллаху.
Абдрассулин не улыбнулся на шутку и продолжал быстро орудовать ложкой.
— Куда ты так торопишься? Не пушку ведь заряжаешь, — снова обратился Аймалетдинов к приятелю. — После такого угощения немец не скоро очухается, можно есть спокойно.
— Надо скорей, — ответил Абдрассулин, — а то убьют — суп останется, такой вкусный….
— Э… — скривился Аймалетдинов, — заладил, как попугай: «Убьют да убьют». Придется доложить комиссару, чтоб он тебе… — он не успел договорить, что может сделать комиссар комсомольцу Абдрассулину за его суеверие, как рядом раздался оглушительный треск, и тугая струя горячего воздуха вырвала из его рук котелок.
— Чтоб тебе самому остаться голодным, шайтан! — пожелал Зинаид вражескому артиллеристу и взглянул на друга. Он лежал скорчившись, судорожно сжимая пробитый осколком котелок.
— Вядут! — бросился Зинаид к другу. Тот ничего не ответил. На спине у него пузырилась кровь из рваных клочьев серой от пота и пыли гимнастерки.
* * *
Хорошо в лесу: тихо, не жарко. В городе на пустырях еще в июле выгорела трава от зноя, а здесь, под густыми кронами дубов и тополей она бушует вовсю, сочная, зеленая, одуряюще пахнущая. Особенно приятна для глаза и для босых ног нежная, густая «гулинка», которую так часто приходилось рвать на корм гусям. С некоторых пор отпала нужда в этой питательной травке, потому что некому стало ее есть: перевели гусей на калашниковом базу фашисты.
«Синь–синь!» — донеслось из куста лупоглазого бересклета.
Минька остановился, ища глазами крохотную певунью.
— Интересно, а птицы понимают, что здесь — война? — шепнул Минька своему попутчику.
— А то нет, — убежденно ответил Колька так же шепотом. — Вон у нас петух: как увидит немцев, так что есть духу через забор — и в сад. Такой ушлый, что не дай тебе бог.
Ребята некоторое время стоят, озираясь и прислушиваясь, затем идут дальше. Справа донеслось урчание автомобильного мотора. Минька многозначительно поднял палец кверху, подмигнул приятелю: мол, идем правильно. Вскоре они вышли на небольшую полянку. Над нею порхали бабочки, гудели пчелы, отыскивая последние осенние цветы. В траве тускло отсвечивало коричневое горло пивной бутылки — в мирное время сюда сходились по праздникам городские жители погулять на лоне природы.
— Здесь, — тише прежнего шепнул Минька. — Отсюда до склада метров триста. Дальше идти нельзя, там часовых целая прорва, своими глазами видел, и собаки злющие. Давай собирать хворост.
Ну, это несложно: вокруг по кустам сколько угодно сухих сучьев. Вскоре посреди поляны уже высилась огромная куча хвороста.
— Давай бензин, — сказал Минька, отирая рукой катящийся со лба пот.
Колька достал из кармана штанов большой аптекарский пузырек.
— Полдесятка яиц содрал чертов ганс, — проворчал он, — чтоб он ими подавился.
Минька сунул пузырек под хворост, прикрыл дубовой веткой, разогнувшись, посмотрел на солнце: сегодня оно опускается особенно медленно.
— Значит так, — приблизил он синие глаза к таким же синим глазам сообщника. — Как услышим–загудел самолет, ты сразу на хворост — плесь! А я спичкой — чвырк! И драла отсюда, понял?
— Чего ж тут не понять, — усмехнулся Колька.
* * *
Ночь темна. Нигде ни огонька. Только искрятся звезды вверху да на западе лимонно светится краешек неба — там догорает вечерняя заря.
Рокочет мотор. Посвистывает встречная струя воздуха в расчалках самолета. Под крылом у него — бомбы, в кабинах — летчицы авиационного женского полка Бершанской. Они должны сбросить эти бомбы на склад боеприпасов, который находится в лесу на левом берегу Терека.
— Товарищ командир, подлетаем к реке! — кричит в переговорное устройство штурман.
— Хорошо, Катя, — отвечает ей летчица, вглядываясь в черноту ночи: почему–то немцы сегодня запаздывают с прожекторами. Или не хотят демаскировать себя в надежде, что «кофе мюлле» [18] Кофейная мельница (нем.)
, как называют они в шутку русский самолет У-2, пролетит мимо.
Справа по курсу вспыхивает яркое пламя.
— Костер, Катя, — говорит летчица боевой подруге.
— Вижу, Нина, — отвечает та, в волнении забывая про субординацию. — Доверни на три градуса. Вот так… Теперь влево. Хорошо…
Читать дальше