Анатолий Баранов - Голубые дьяволы

— Слыхал, Фельдман? — взглянул на подчиненного воспаленными от бессонницы глазами.

Левицкий поднялся с табурета, вытянулся перед начальством.

— А… Левицкий, ты? — брови комиссара округлились подковами. Левицкий невольно отметил про себя, как осунулось и почернело и без того смугловатое лицо комиссара бригады, как еще резче проступили складки по обе стороны его прямого, с маловыразительными губами рта.

— Где это ты так загваздался? — спросил Кириллов. — И где минометная рота?

Тогда Левицкий доложил о том, как стойко сражались минометчики с врагом и как они вырвались из его железных объятий, унеся с поля боя всю уцелевшую боевую технику и раненых товарищей, и какую роль сыграл при этом обыкновенный моздокский старик.

Комиссар слушал, вразвалку шагая по комнате. Орден Боевого Красного Знамени при поворотах его коренастого тела поблескивал в свете настольной керосиновой лампы.

— Вот такая–то, брат, метаморфоза, — проговорил он, выслушав политотдельца. — То за медный грош в церкви дернуть не побоимся, а то последнюю рубаху с себя отдадим, не пожалеем. Герасимов! — обернулся комиссар к сидящему у другого стола начальнику штаба батальона, — возьми на заметку моздокского патриота. А тебе, Степан Гаврилович, — вновь обратился он к Левицкому, — большое спасибо за минометную роту. Слыхал, что давеча мне передал командир бригады? Вот так–то, брат… А где она сейчас?

— На том берегу.

— На чем же ты ее переправил? На пароме Шабельникова?

— В брод перешли, между рощей и станицей Луковской.

— Кто ж вам его показал?

— Доброволец, здешний пацан. Он на Тереке все мели знает.

— Объявить благодарность, — сказал Кириллов начальнику штаба и вновь — Левицкому: — Иди приведи себя в порядок. И отоспись хорошенько. А утром жми на переправу к Шабельникову. И гляди там в оба.

Переправа была налажена в том месте, где одна из окраинных улочек спускалась к самому Тереку. Здесь же, немного правее вливался в основное русло реки ее младший брат, так называемый Малый Терек. Между двумя руслами лежал поросший кустарником и лесом огромный остров — Коска.

Состояла переправа из перекинутого с берега на берег троса и присоединенного к нему при помощи скользящей петли парома — четырех лодок–каюков, покрытых деревянным настилом. Руководил переправой–старший лейтенант интендантской службы Шабельников — Левицкий его сразу узнал. Круглоголовый, подвижный, неунывающий ни при каких обстоятельствах. Ему помогали сержант и старик в сером картузе и с трубкой в зубах.

— Да куда же ты, мил человек, прешь без очереди? — донесся до Левицкого бодрый не по возрасту голос последнего. — Ну и што, што ты ранетый. Нашел чем хвастаться, язви твою в чешую. А ну, отойди в сторону, тут потяжеле есть ранетые.

Левицкий усмехнулся: ишь, как командует, ну прямо ротный старшина да и только.

По всему берегу сидели, стояли, ходили военные, в большинстве своем раненые. Грязные, наспех наложенные бинты, серые от пота и пыли гимнастерки, черные лица с лихорадочно блестящими глазами, глядящими и с надеждой — на медленно курсирующее суденышко, и с тоской — в ту сторону, где с восходом солнца снова загремели пушки.

— Шабельников! Здравствуй! Ну, как тут у тебя? — Левицкий подошел к старшему лейтенанту, с удовольствием потряс его крепкую ладонь.

— Полный порядок в саперных войсках, — широко улыбнулся помощник командира батальона по хозяйственной части. — А ты какими судьбами?

— Кириллов к тебе откомандировал, — Левицкий понизил голос. — Он думает, что на сегодняшний день твой паром самая важная в стратегическом отношении точка. Понимаешь, если немцы прорвутся к мосту, то его придется взорвать, и тогда твой паром…

— Ясно, — улыбка на круглом лице Шабельникова расползлась еще шире. — Живой осел лучше мертвого философа.

— Переправляй только раненых и особо срочный груз, — продолжал Левицкий. — Всех здоровых направляй к мосту по дамбе. Мобилизуй у местного населения лодки. Собери по дворам также все, что может держаться — на воде: бревна, доски, двери, тюки соломы. И ни на минуту не забывай о бдительности. Одним словом, гляди в оба, — закончил Левицкий свои наставления словами, которыми проводил его ночью комиссар бригады.

Отдав необходимые распоряжения, старший инструктор политотдела подошел к группе сидящих под корявенькой вербой красноармейцев, вынул кисет с махоркой.

— Угощайтесь, служивые.