Анатолий Баранов - Голубые дьяволы

— Где? — Шабельников едва не выскочил снова на берег.

— В эмтээсе видел, как ехал мимо. Вот на такой барабанище намотан! — старик описал трубкой круг в воздухе.

— На какой МТС?

— Шут ее знает. Нужды не было запоминать–то. Кабы вернуться — припомнил бы.

— Так поедемте с нами, у нас машина есть.

— Поехать бы можно, только слышишь, какой в той стороне свистопляс происходит? Чего доброго, попадешь немцу в лапы.

— Боитесь?

Старик насупился, выколотил трубку о ствол тополька.

— Ты, Пётра Игнатич, еще в пеленки изволил, а я уже к тому времени перестал бояться. А ну двигайся ближе к середке, я с шестом стану, а то вы такие мастера, что допреж время на тот свет спровадите.

Минька с младшим братом еще сладко спали поутру в летней хате, что по кавказскому обычаю находится между основным человеческим жильем и коровьим хлевом, когда в огороде вдруг оглушительно грохнуло. И тотчас раздался истошный крик матери:

— Минька! Пашка! Вставайте скореича, прячьтесь в яму — немцы из пушков стреляют! Ах, матерь божая! Да проснитесь же вы, лайдаки стодеревские!

Ничего не соображая спросонья, Минька, словно лунатик, спустился по шаткой лесенке в сырой и воняющий плесенью подвал и только тогда понял, что в Моздоке началась война.

В яме, под полом темно, холодно и скучно: сиди на корточках, как мышь в норе, и слушай бабьи причитанья. Там сейчас Ахмет, может быть, из пушки в танк целится, а он в яму спрятался. Минька прислушался: наверху было тихо. Нащупав руками лестницу, он полез по ней наверх.

— Ты куда? — схватила его за штанину мать.

— До ветру, — ответил Минька.

— Потерпи чуток.

— Не могу.

Мать заругалась:

— Вот же приспичит нечистая сила не ко времени! Ох, беда мне с вами, чтоб вы не выздохли. Ну, ступай, да гляди, не долго. Экие страсти, царица небесная, защити и помилуй!

Минька выскочил из ямы, прикрыл ее крышкой — ищите теперь ветра в поле. Выбежал из летника во двор, там солнца — целая прорва. И никакой нет войны. Чирикают воробьи, кокочут куры. В хлеву мыкнула корова. Третий день уже не гоняют ее в стадо. Минька направился в огород. Надо посмотреть, в каком месте разорвался снаряд. Ага, вот она воронка — словно свинья нарыла между яблоней и алычой. Не очень–то большая. На дне желтеет глина, и воняет из нее противнее, чем из соседнего сортира. «Должно быть, порохом», — отметил про себя Минька и вернулся во двор разочарованный: ничего страшного. Открыв калитку, выглянул на улицу — ни одной души в оба конца, словно вымерла.

Снова грохнуло, теперь уж где–то на Красной площади. «По собору целят», — определил Минька. Он тихонько прикрыл за собой калитку и побежал к городской окраине.

— Стой! Ты куда? — крикнули ему из открытого окна углового дома, что глухой стеной выходил на Близнюковскую улицу. Впрочем, она, эта стена, уже не была глухою. В ней над самой землей пробиты узкие щели, из которых торчат стволы противотанкового ружья и ручного пулемета. Точь–в–точь как в ГУТАПе, только пушки не хватает.

— А ну поворачивай назад, кому говорят! — в окне показалось сердитое лицо красноармейца. — Не слышишь, танки идут?

Действительно, со стороны станицы доносился моторный гул. Словно тракторы вышли на колхозное поле пахать под озимые.

— Мне в ГУТАП нужно к артиллеристам, — взмолился Минька. — Тут рядом. Пустите, а дядь…

— Я вот тебе покажу ГУТАП! — сверкнул глазами красноармеец, высовывая в окно вместе с автоматом здоровенный кулачище.

— Жалко, да? — Минька с укоризной взглянул на неумолимого бойца и повернул обратно. На душе у него было пасмурно: дома мать заставляет под полом сидеть, на улице тоже не пускают. Сами воюют, а другим не дают. Может, пробраться к ГУТАПу огородами? Постой! А зачем, собственно, через сады переться, когда проще выйти по переулку на улицу Горького и по ней — к ГУТАПу? И как он сразу не сообразил? Там и Мишка живет. Минька прибавил шагу. Вот и переулок. А вот навстречу и его закадычный дружок.

— Здорово дневали, — осклабился Австралия, радуясь не меньше Минькиного неожиданной встрече. — А я думал, ты в яме сидишь.

Минька презрительно оттопырил губы.

— Маленький я, что ли, — но не выдержал напускного тона, заговорил горячо и быстро: — А знаешь, у нас в огороде снаряд разорвался.

— Ну?

— Не увидеть мне мать родную. Еще б немножко, и в меня попал. Я как раз помидоры поливал, — соврал Минька. — А он как жахнет! Крупнокалиберный. Там такая ямища, что боже мой!