Анатолий Баранов - Голубые дьяволы

Три дня ребята помогали артиллеристам устраиваться на новом месте, а на четвертый решили найти за Тереком командира бригады и попросить, чтобы принял в десантники.

Народу–то сколько нынче в городе! Куда ни посмотришь, всюду военные, военные, военные. Откуда они взялись? Ну, десантники ясно: из Грозного эшелоном ночью прибыли. А эти? Идут красноармейцы, черные от пота и усталости, многие с грязными бинтами на руках и головах. Погоняя измученных лошадей и коров, тянутся к терскому мосту беженцы. С их повозок, загруженных домашним скарбом, слышится тревожный гусиный гогот, повизгивание поросят, плач детей. Куда они едут? Кто и что ждет их за этой бурной кавказской рекой? Лица у эвакуированных мрачные. В глазах — тоска.

Обходя телеги и обгоняя раненых бойцов, ребята взбежали на мост. Широк в августе старый ворчун Терек. Несется мутной лавиной вровень с берегами, вот–вот выплеснется из них и пойдет тогда петлять по лесным зарослям, словно вырвавшийся из неволи дикий зверь.

— Мишка, переплывешь Терек? — обратился к товарищу Минька, облокотясь на перила моста и плюнув в изжелта–серую коловерть, с шумом врывающуюся между бетонными опорами.

— Запросто. Туда и обратно без передышки, — ответил Австралия. — Я поспорил раз…

Но он не успел рассказать, на каких условиях заключил пари с товарищем.

— Эй, хлопчики! — позвал их проезжающий мимо на телеге старик. — Что энто на том берегу за поселения такая?

— Предмостное, дедушка, — с готовностью отозвался Минька.

— Ишь как расстроилась, и не узнать вовсе… Слышишь, старая? — толкнул старик локтем лежащую на куче тряпья старуху. — Вот мы и приехали. Давай бросать якоря, как говорил наш внук Петя. А то занесла нас с тобою нелегкая нивесть куда.

— А ежели он и сюды доберется? — приподнялась на высохшей руке старуха.

— Шут его знает, — огладил седую бороду хозяин подводы. — Только, я гляжу, хлопцы собрались тут добрые. Гвардия, одним словом. Вон как лопатами шуруют по всему берегу. Энтот ручеек вряд ли он перепрыгнет — штаны порветь. Правду я говорю, сынки? — крикнул он идущим мимо телеги красноармейцам.

— Правда, отец! — откликнулись те бодрыми голосами. — Захлебнется фашист терской водой!

Мост кончился. Телега с престарелыми супругами свернула с главной дороги вправо, к селу, и вскоре затерялась среди хат и тополей, а юные друзья направились к толпе военных, сгрудившихся у сколоченного наспех из жердей шлагбаума. Над толпой вьются махорочные дымки и стоит неумолчный гул недовольных голосов. Из него то и дело вырываются отдельные выкрики:

— По своей охоте мы, что ли?

— Сходи сам, понюхай жижи!

— Я не дезертир! Я свою часть в бою под Ставрополем потерял раненный.

Ребята подошли поближе. Кого только в этой толпе нет: и пехотинцы, и артиллеристы, и саперы, и музыканты. Молодые и в возрасте, здоровые и раненые, угрюмые и веселые, с винтовками и без.

— Дядь, а чего это вас собрали тут? — полюбопытствовал Минька у пожилого бойца, сидящего на колесе повозки и перематывающего на ноге обмотку.

— Конфеты раздавать будут, — пробурчал тот.

— Вы по правде скажите.

— А по правде: здешнее начальство нашему брату сортировку наводит.

На дороге со стороны станицы Вознесенской показался мотоциклист. Заложив крутой вираж, он остановился у КПП. К нему тотчас поспешил молодцеватый лейтенант. Приложив к фуражке руку, о чем–то доложил.

Приезжий в ответ энергично махнул рукой в направлении скучившегося у дороги разношерстного войска.

— В одну шеренгу становись! — подал команду лейтенант.

Толпа заколыхалась из стороны в сторону и стала вытягиваться от одного телеграфного столба к другому.

— Равняйсь! Смирно! Товарищ гвардии подполковник, по вашему приказанию… — снова подошел с рапортом лейтенант к приехавшему на мотоцикле начальству.

— Вольно, — сказал подполковник и широко зашагал вдоль вытянувшегося пулеметной лентой строя. — Герои! Надежда матери-Родины! Драпают так, что от подметок дым идет. Вот ты! — остановился подполковник перед одним из «героев», высоким детиной–пехотинцем. — Где твоя винтовка?

Красноармеец угрюмо сдвинул выцветшие брови, пожевал обветренными губами.

— В Кубани утопил, под Невинномысском…

— Сидор, небось, не утопил, — ткнул подполковник пальцем в лямку вещмешка, — а боевое оружие в речку бросил.

— Сидор — он за плечами, его и рад бы сбросить, да не сбросишь, а винтовка — в руке. Поневоле кинешь, если тебя на дно волокет.