Дэвид Лоуренс - Избранные произведения в 5 томах. Книга 2 - Флейта Аарона. Рассказы

В эту минуту появилась леди Фрэнкс. Это была маленькая, довольно толстая, но подтянутая и внушительная женщина, в черном шелковом платье, с ниткой жемчуга на шее.

— Здравствуйте, — сказала она. — Мы как раз обедаем. Ведь вы еще не обедали? А когда вы предпочитаете принять ванну, — сейчас же или?..

Было ясно, что супруги Фрэнкс расточали на своем веку немало гостеприимства, которому придавали порой оттенок благотворительности. Аарон почувствовал это.

— Нет, — сказал он. — Я вымою руки и сейчас же присоединюсь к вам, если позволите.

— Да. Пожалуй, так будет лучше.

— Боюсь, однако, не помешаю ли я вам?

— О нет, ни капли… Беппе! — И она отдала слуге какие-то распоряжения по-итальянски.

Появился другой лакей и взял большой чемодан. Аарон подхватил маленький. Они поднялись по широкой винтовой лестнице. Появились две горничные, — блондинка и брюнетка. Аарон очутился в голубой шелковой спальне, где лакей уже развязывал ремни его чемоданов. Затем горничные итальянки проводили его в прекрасную просторную теплую ванную комнату, выкрашенную в белый цвет и блестевшую всякими таинственными приспособлениями из массивного серебра. Там он был предоставлен собственной сообразительности и, пробуя все краны, чувствовал себя каким-то маленьким мальчиком, так как даже простой поворот серебряного крана казался ему сложной проблемой.

Наконец, Аарону удалось справиться с замысловатостью современного комфорта и вымыться теплой водой. Но, когда он заметил великолепные мохнатые купальные простыни, он пожалел, что не принял ванны. Затем он вернулся в отведенную ему голубую шелковую спальню, с оригиналом Греза на стене, Переменив здесь рубашку и причесав волосы, он несколько удивился самому себе. Ему и раньше приходилось бывать в богатых загородных виллах, но никогда еще не видел он такой роскоши, как здесь, и все же ничему особенно не удивлялся. Выйдя из спальни, он нашел лакея, ожидавшего его, чтобы проводить к столу. В сравнительно небольшой столовой он застал все общество, сидевшее уже за столом.

Ему назвали несколько имен; он поклонился молодой стройной женщине с большими голубыми глазами и темными волосами, маленькой, довольно бесцветной даме с большим носом, толстому багровому полковнику с лысиной во всю голову, высокому, худому майору с черной повязкой на глазу, — оба военных были в защитных мундирах, — и, наконец, красивому, упитанному молодому человеку в визитке. Затем он принялся за свой суп, поместившись по левую руку от хозяйки. Полковник сидел по правую ее сторону и что-то шептал ей. Маленький сэр Уильям, со своими белыми, как снег, волосами и бородой, с оживленной и преувеличенно-любезной повадкой, с бросавшимися в глаза пурпурными лацканами своей бархатной визитки, сидел на противоположном конце стола и шутил с дамами, обнажая в старческой улыбке свои зубы, и несколько манерно, но мило произносил тосты в честь всех присутствующих.

Аарон сосредоточенно ел суп, стараясь догнать остальных. Приближенный слуга хозяйки — воплощенная преданность, — порхал вокруг него, как бы стараясь помочь ему в этом. К тому времени, когда подали сладкое, Аарон, более или менее догнал всех. Тут он выпил стакан вина и огляделся. Хозяйка, со своим жемчугом на шее и с бриллиантовой звездой в волосах, заговорила с ним о Лилли, а затем о музыке.

— Я слышала, вы — музыкант. Вот кем бы я была, если бы это зависело от меня.

— На каком инструменте вы хотели бы играть? — спросил Аарон.

— О, на рояле. Ваш инструмент, кажется, флейта? Флейта тоже может быть очаровательной, но рояль, конечно, выше. Я обожаю рояль и оркестр.

Тут ее отвлекли полковник и хозяйские обязанности, но через некоторое время она опять обратилась к Аарону.

— Я слышала, что вы играли в оркестре Ковентгарденского театра. Мы на прошлой неделе вернулись из Лондона. Я была в восхищении от оперы.

— Какие оперы вы больше всего любите? — спросил Аарон.

— О, разумеется, русские. Пожалуй, «Псковитянка». Какая прекрасная музыка!

Казалось, что и в области музыки ее богатство давало ей право на всякое суждение. И Аарон подчинился ее мнению, — вернее, — ее деньгам. Он сделал это вполне сознательно. Еще бы! Во что он верил кроме денег?

— Что касается меня, я предпочитаю Мусоргского, — сказал Аарон. — Я думаю, что он большой художник. Впрочем, может быть, это мое личное пристрастие.

— Да. «Борис» великолепен. О, некоторые сцены в «Борисе»!..

— «Хованщина» еще лучше, — сказал Аарон. — Я бы хотел, чтобы мы вернулись к простой и ясной мелодии, но, хотя «Хованщина» представляет собою музыкальные гармонии необычной сложности, она доставляет мне большее наслаждение, чем какая-либо другая опера.