Фернандо Намора - Огонь в темной ночи

— Только не разворачивай здесь. Прочти дома.

Это были нелегальные газеты. На следующий день, когда насмерть перепуганный Абилио захотел вернуть их Сеабре, тот сурово его отчитал:

— Я ошибся в тебе. Я-то думал, что ты храбрый и сознательный.

И Сеабра поправил завязанный бантом красный галстук, будто выставлял его напоказ как доказательство своих левых убеждений и дерзко бросал вызов полицейским ищейкам. Лишь в тот миг Абилио соотнес красный бант с поведением Сеабры. И пришел к выводу, что его речи удивительно не соответствуют образу жизни. С тех пор Абилио пытался его избегать.

После переезда в Коимбру все, что осталось позади, люди и события словно растворились в тумане. Осталось только воспоминание о матери. Он хотел удержать в памяти ее черты, жесты, сохранить чувства, которые к ней испытывал; он хотел видеть ее так же отчетливо, как прежде, — пусть эта четкость создает иллюзию, что она жива. Мертвые должны возвращаться. Возвращаться хоть на миг, чтобы время не могло окончательно обречь их на забвение. «Мертвые должны возвращаться!» — порою в отчаянии кричал он про себя, ощущая ужас при одной только мысли о том, что образ матери постепенно бледнеет в его памяти.

Абилио согласился на предложение Сеабры поселиться с ним в пансионате в одной комнате. Это не только благоприятно сказывалось на его кармане, но и влекло за собой постоянное покровительство Сеабры; хотя Абилио и не жаждал этого, все же на первых порах он не мог без него обойтись. Нервы его уже были взвинчены смутным предчувствием; студенческое общество, студенческие традиции, отличающиеся подчас утонченной жестокостью, — вся эта своеобразная коимбрская среда встречала новичков угрозами, притеснениями и обидами. Комната их была просторной. Сеабра там только спал, хотя Абилио почему-то думал раньше, что он ночи напролет просиживает над книгами. Правда, Сеабра восторженно говорил ему о своих друзьях и о своем намерении приобщить его к кружку образованных юношей, однако трудно было соотнести эти слова с его беспорядочной, богемной жизнью студента с туго набитым кошельком, который часами вертелся у зеркала, только чтобы придать своему спортивного покроя пиджаку нарочито небрежный вид. Сеабра столько раз похвалялся книгами из еврей библиотеки, что Абилио стал по вечерам рыться в них. Стоило Сеабре это заметить, как он всякий раз восклицал:

— Отыщи-ка мне Антеро [7] Антеро де Кентал (1842–1891) — выдающийся португальский поэт-революционер. ! Где-то здесь была полная биография этого деятеля. Никто его еще не понял, и поэтому каждый считает его стихи подлинным источником вдохновения. Ах, Антеро!.. Возможно, когда-нибудь…

И приятель Абилио так часто повторял это неопределенное обещание, облекая его намеками, что все были уверены: со дня на день Сеабра покажет им революционный очерк о великом поэте. Но Абилио в конце концов убедился, что фразы Сеабры, как две капли воды напоминают разговоры в кафе, словно записаны там под копирку. И еще он установил, правда уже без особого удивления, что Сеабра не прочел и половины скудного запаса книг, что стояли на полке.

Имя Жулио часто упоминалось в их беседах, и, поскольку Жулио за обедом всегда молчал, Абилио придумал его характер в своем воображении, главным образом со слов Сеабры, делавшего из Жулио чуть ли не культ.

— Он лучше всех. Когда придет время, он будет знать, как действовать.

Абилио не понимал, что означают все эти «когда придет время» и «будет знать, как действовать», но в нем все сильней пробуждался интерес к этому студенту, в котором он видел незаурядную личность.

Теперь, когда Абилио тащили по коридору и на него непрестанно обрушивался град насмешек, всякая попытка сопротивления казалась ему нелепой. Он искренне предпочел бы любым способом подыграть им, исполнить свою роль в этом фарсе, представляемом уж слишком всерьез, но все его существо протестовало против насилия.

— Этому щенку стоило бы надеть смирительную рубашку.

— Ничего, он и так образумится.

И в угрозе прозвучала уже не ирония, не театральный пафос, а жестокость, так что Абилио, понимая, что лучше уступить, безропотно позволил вести себя к месту судилища.

Его втолкнули в мрачную комнату, окна в которой были завешены черными плащами студентов. Единственным источником света была свеча, воткнутая в череп. Лишь какое-то время спустя, привыкнув к темноте, Абилио разглядел нарисованных на стенах голых женщин, дубинки, ночные горшки и другие атрибуты, претендовавшие в карикатурном виде воспроизвести обстановку пещер, где обитают ведьмы или разбойничьи шайки. С потолка свисал окорок, и студенты, все больше входя во вкус, отрезали от него по ломтику и нарочито громко жевали, вызывая беспокойство владельца ветчины. В конце концов он, обеспокоенный волчьим аппетитом коллег, вскочил с места и закричал что было мочи: