Мэри Брэддон - Тайна банкира. Красная мантия

Мало-помалу глаза Виолетты привыкли к полумраку сцены, освещенной только одним рядом тускло горевших ламп. Когда она была в состоянии яснее различить окружающие ее предметы, она заметила свое странное положение. Женщины в нарядной одежде постоянно презрительно посматривали на нее, и одна из них, наконец, заговорила с нею. Она была очень хороша, имела еврейский тип лица, черные глаза и была одета наряднее всех. Ее черное шелковое платье, убранное широкими кружевами, длинным шлейфом волочилось по грязному полу сцены. На плечах ее был накинут кружевной платок и маленькая шляпка оригинально торчала на ее хорошенькой головке.

— Вы ангажированы? — спросила она Виолетту, — иначе вы не можете здесь оставаться; чужим не позволено входить на сцену.

— Мне назначили явиться сюда, — холодно и спокойно ответила Виолетта.

— Кто?

— Мистер Мальтраверс.

— В самом деле! — воскликнула Еврейка. — Так вы должно быть ангажированы?

— Я так полагаю.

— К чему?

— Чтоб участвовать в новом балете.

Еврейка покраснела и злобно посмотрела на Виолетту.

— Как! — воскликнула она. — Неужели вы должны представить «королеву красоты» в главной картине?

— Так, по крайней мере, говорил мне мистер Мальтраверс.

Еврейка громко захохотала. Пародировать в золотом храме как олицетворение всего прекрасного и быть главным предметом, на который должны были обратиться все взоры публики, была цель, которую хотела достигнуть самолюбивая Эстер Вобер. Она, без сомнения, была по наружности лучшая из всех актрис театра и потому смело рассчитывала на то, что ей предложат эту роль. Когда же она увидела, что роль передали другой, она тотчас побежала к директору и начала жаловаться на нанесенную им ей обиду.

Мистер Мальтраверс был вполне светский человек и умел обращаться с подвластною ему труппой. Он пожал плечами, сказал прекрасной Еврейке несколько лестных фраз и объявил, что она нужна ему для исполнения другой роли и что роль «королевы красоты» он должен был передать другой. Настоящая причина была та, что, по мнению мистера Мальтраверса, зрители уже пригляделись к красоте мисс Эстер и что необходимо было новое лицо, привлекающее внимание публики молодостью и невинностью. Вот почему он избрал Виолетту, соединяющую в себе оба эти качества. Он отошел от Эстер и отправился к Виолетте.

— Очень рад, что вас вижу, милое дитя, — сказал он ей, кланяясь. — Так вы решились принять мое предложение?

— Да, мистер.

— Хорошо же. Так отправляйтесь немедленно в гардеробную и скажите мистрисс Клеменс, чтобы она сняла с вас мерку. Она в точности знает, что нужно для этого костюма. Поспешите к ней: она добрая женщина.

Он передал Виолетте карточку, начертив на обороте несколько слов. Молодая, приветливая девушка, очень скромно одетая, вызвалась проводить Виолетту в гардеробную. Пройдя по нескончаемым лестницам, они наконец достигли обширной залы, наполненной разными платьями, материями, лентами, кружевами и т. п. Около двадцати женщин находилось в ней за работою; к одной из них подвели Виолетту: то была мистрисс Клеменс. Прочитав поданную ей карточку мистера Мальтраверса, она оставила свою работу и сняла с Виолетты мерку на костюм, постоянно громко восхищаясь то ее стройной талией, то необыкновенной белизной ее тела, то ее прекрасными волосами. Для Виолетты похвалы этой доброй женщины казались очень странными. Она с ужасом подумала о своем дебюте; но для бедной своей матери и для брата она готова была подвергнуться еще большей пытке.

Сошедши опять на сцену, Виолетта встретила директора, который объявил ей, что она должна явиться на следующее утро в десять часов на репетицию.

— Кстати, какое имя могу я поставить на афишке? — спросил он. — Вы мне еще не сказали вашего имени.

— Мое имя Вест…

Виолетта хотела сказать свое имя, но вдруг остановилась, вспомнив, что низкое положение, которое она принуждена была занять, могло набросить тень на безукоризненное имя отца. Директор, казалось, угадал ее мысли.

— Вам не надобно сказывать мне настоящего вашего имени, — ласково сказал он, — вы можете назваться, каким вам угодно. Может быть, у вас есть знакомые или родные, от которых вы бы желали скрыть ваше вступление на сцену.

— Вы очень добры, — сказала Виолетта. — Хотя я и уважаю драматическое искусство и выполнителей его, но положение мое на этом поприще такое незначащее, что мне действительно было бы приятнее, если бы мое имя не сделалось известным. И если вам все равно, то прошу вас назвать меня Ватеон.