Сахиб Джамал - Темнокожий мальчик в поисках счастья

Мухтар в волнении нашел свой пакетик, развернул его, достал оттуда выцветший, измятый портрет Ильича и молча показал.

Сергей крепко пожал парню руку.

— Давно он у тебя? — спросил Акпер.

— Давно, с самой Индии. Скоро будет два года. А теперь бежим, куда вы хотите!

Мухтар не узнавал город. Все спешили к железнодорожному вокзалу. Над многими зданиями реяли красные флаги. У тысяч людей алели на груди красные бантики. Такой же бантик был приколот на груди у Акпера.

— Где мне взять такой бантик? — спросил Мухтар.

Акпер отколол свой бантик и прикрепил его к куртке Мухтара.

Вот и привокзальная площадь. Здесь полно народу. С огромным трудом протиснулись они к узким перилам высокого моста, перекинутого через железнодорожные пути. Они с трудом добрались вверх. Мухтар посмотрел вниз и застыл от восторга. Под самым мостом стояла серая стальная громада бронепоезда, из круглых башен которого высовывались жерла орудий. На башнях были нарисованы ярко-красные пятиугольные звезды. Вокруг бурлило людское море, звучала тысячеголосая песня:

Перед глазами Мухтара встал Карачи, весь пройденный путь.

— Вот она, наша революция! За советскую власть! — воскликнул Акпер. — За власть без буржуазии, помещиков и фабрикантов, за власть трудящихся! Понимаешь, Мухтар?!

Мухтар был так взволнован, что в ответ лишь молча кивал головой. Горло ему сдавил комок, а длинные ресницы влажно заблестели.

— Что с тобой?

Мухтар быстрым движением вытер глаза.

— Дождусь ли я и в Багдаде такого дня? — тихо сказал он.

— Обязательно! — ответил Акпер весело.

Наступило Первое мая. Баку — столица освобожденного Азербайджана — с особым торжеством и ликованием отмечал этот день. И все, что сейчас видел Мухтар, казалось сном.

На первомайскую демонстрацию Мухтар шел вместе с типографскими рабочими. Всё новые отряды вливались в праздничные колонны, как текущие с гор ручьи вливаются в многоводную реку. Люди направлялись к центру города отовсюду: с Баилова, из Сабунчей, из Балахан. На скрипучих казалахах — небольших тележках с огромными колесами — приехали крестьяне из окрестных сел — Бинагады, Маштаги, Мардакяны, Гуркяны. Не смолкали песни и крики «ура!», которыми встречали демонстранты призывы ораторов.

Неподалеку от вокзала к колонне, в которой шел Мухтар, присоединились молодые сабунчинцы.

— Сюда, сюда, — закричал Акпер, увидев среди них Наташу.

Раскрасневшаяся, веселая, в красной косынке, чудесно оттенявшей ее непослушные золотистые кудри, Наташа подлетела к ним, поздоровалась с ребятами, подхватила под руки Акпера и Мухтара и, стараясь приноровиться к их шагу, пошла рядом.

…Говорили ораторы, гремела музыка, звучали задорные песни, а Мухтар, глядя вокруг просветленными глазами, думал о своем. Ему вспомнились сейчас добрая Фахран, Нури-Аср, грузчик Мирза, — все, кто сердцем тянулся к Ленину. Он вспомнил о маленькой бедной Зейнаб, дважды проданной в рабство, о своих багдадских друзьях Мехти и Ахмеде, и сердце его залила острая щемящая боль. Он почувствовал, что стоит только в самом начале пути. Нужно еще долго и упорно идти, чтобы вернуться к своим далеким друзьям, вернуться борцом.

Заметив его состояние, Акпер толкнул Мухтара локтем и, наклонившись к нему, спросил:

— Ты о чем задумался? О чем загрустил?

— Поеду ли я в Москву? Хочу учиться, очень… Без знаний мне нельзя в Багдад возвращаться!

— Вернешься, — ласково сказал Акпер.

— Я знаю, что вернусь, — ответил Мухтар, но не успел закончить свою мысль — оратор кончил речь, грянул оркестр, многотысячная толпа подхватила «Интернационал».

Революция в Баку пришла вместе с весной. Мухтару казалось, что он живет как во сне. Уже десятый день, как свергнут режим мусаватистов. На помощь восставшему бакинскому пролетариату пришла Красная Армия, в Азербайджане была установлена советская власть. Он, Мухтар, на свободе. Его радости нет границ. События захлестывали его настолько сильно, что он потерял счет времени. Омрачало одно: младший сын Евдокии Степановны не вернулся в Баку с частями Красной Армии и не подавал о себе никаких вестей. Добрая женщина была безутешна. Да тут еще Сулейман третью ночь не ночевал дома. Хоть бы он сказал ей несколько ласковых слов. Слез у нее нет, но лицо окаменело и погасло от печали и тоски.

— Сынок, к тебе приходил Акпер, — сказала Евдокия Степановна Мухтару утром. — Иди, он ждет тебя в типографии.