Дэвид Лоуренс - Радуга. Цыган и девственница. Крестины

Удивительно было, что Мамуля тайно ненавидела старшую Люсиль больше, чем избалованную Иветт. Люсиль, более сложная и чувствительная, сильнее осознавала всю мощь власти бабушки. Острее, чем испорченная и капризная Иветт. Тетушка Сисси в свою очередь ненавидела Иветт. Она ненавидела само ее имя. Жизнь тетушки Сисси была принесена в жертву Мамуле. И тетушка Сисси знала это. И Мамуля знала, что Сисси это знает. И по мере того, как шло время, это становилось само собой разумеющимся. Сознание принесенной тетушкой Сисси жертвы стало обыденно для всех, включая саму Сисси. Она много молилась. И это показывало, что у нее, бедняжки, были по этому поводу глубоко скрытые переживания. Она перестала быть Сисси, она отказалась от личной жизни и утратила пол. Сейчас, когда ей было уже почти 50, странные зеленые огоньки ярости появлялись порой в ее глазах. В такие моменты она казалась безумной. Но Мамуля крепко держала ее в своей власти. Казалось, у Сисси была единственная цель в жизни — присматривать за матерью. Зеленые огоньки адской ненависти появлялись у тети Сисси при виде всех молодых людей. Жалкое существо, она старалась получить прощение Всевышнего. Но что было делать? Сама она простить не могла. И время от времени ненависть поднималась в ней горячими волнами.

Если бы у Мамули была добрая и нежная душа, — но ее не было. Она лукавила, когда хотела казаться такой. И это постепенно становилось понятным девочкам. Под старомодным кружевным чепчиком, под седыми волосами и черным шелком белья на старом костлявом теле у нее было коварное сердце, жаждущее вечной власти и торжества женского превосходства. Играя на слабостях стареющего, недалекого мужчины, которого она родила, Мамуля продолжала удерживать власть, а годы бежали своим чередом, от семидесяти к восьмидесяти, от восьмидесяти к девяноста…

Ярко выраженной традицией в семье была преданность друг другу и особенно Мамуле. Она являлась основой семьи. Семья была многократным воплощением ее Я. И, естественно, она держала всех в повиновении. Ее дочери и сыновья, будучи слабыми и бесхарактерными, привыкли беспрекословно подчиняться ее воле и, конечно, были ей преданы. Что, кроме опасности, потрясений и позора, ожидало их вне семьи? Разве не пережил всего этого пастор, женившись? Ну так осторожнее! Осторожность и преданность перед лицом всего мира. Пусть будет сколько угодно ненависти и коллизий внутри семьи. Внешнему же миру — упрямо отгороженное согласие.

Лишь вернувшись окончательно домой из школы, девушки в полной мере почувствовали мертвящую власть старой руки Бабули над их жизнью. Люсиль сейчас шел двадцать первый год, а Иветт было девятнадцать. Они учились в хорошем женском колледже в Лозанне и в этом году закончили образование. Вполне обычные, стройные юные существа со свежими подвижными личиками, коротко подстриженными волосами и мальчишескими, чуть неуклюжими, но чертовски милыми манерами.

— Что ужасно скучно в Пэплвике, — говорила Иветт, когда, катаясь по проливу, они из лодки лениво разглядывали серые в розово-сероватой дымке скалы, виднеющиеся неподалеку от разводного моста, — так это полное отсутствие интересных мужчин. Ну почему папочка не придумает каких-нибудь развлечений для друзей? А что касается дяди Фреда… Он очень ограниченный человек.

— Ох, никогда ведь нельзя знать, как все обернется, — философски заметила Люсиль.

— Но ты же, моя милая, прекрасно знаешь, чего здесь можно ожидать, — продолжала Иветт. — Хор по воскресеньям, а я ненавижу смешанный хор. Голоса мальчиков звучат божественно, но без женских. И воскресная школа, и девичий клуб, и знакомые, которые постоянно справляются о бабушкином здоровье. И ни одного симпатичного парня в округе.

— Ох, не знаю, — сказала Люсиль. — Всегда ведь есть братья Фрэмлей. И ты прекрасно знаешь, что Гарри Сомерскоут обожает тебя.

— Но я ненавижу парней, которые обожают меня! — капризно воскликнула Иветт, задирая кверху свой обидчивый носик. — Они надоели мне. Они пристают, как липучки.

— Хорошо, но чего же ты тогда хочешь, если ты не можешь переносить, когда тебя обожают? Я думаю, это очень здорово быть обожаемой. Ты же знаешь, что никогда не выйдешь за них замуж, так почему же не позволить им обожать тебя, если их это забавляет?

— Да, но я хочу выйти замуж! — закричала Иветт.

— Хорошо, но в этом случае позволь им любить тебя до тех пор, пока не найдешь того, за которого действительно можно выйти замуж.