Дэвид Лоуренс - Радуга. Цыган и девственница. Крестины

— Боже милостивый! — воскликнула тетушка Сисси, которая, как обычно, была в своем довольно потертом темно-коричневом вязаном жакете. — Что это еще за явление? Куда изволите направляться в таком виде?

— На семейный обед, — наивно пролепетала Иветт. — Именно по этому случаю мы надели свои лучшие наряды и украшения.

Пастор громко засмеялся, а дядя Фред сказал:

— Семья чувствует себя весьма польщенной.

Как и предвидела Иветт, пастор и дядя Фред повели себя весьма галантно.

— Подойдите ко мне и дайте пощупать ваши платья, — сказала Бабуля. — Подойдите же. Это ваши лучшие платья? Как жаль, что я не могу их увидеть.

— Сегодня вечером, Мамуля, — сказал дядя Фред, — мы должны принять двух юных леди и вести себя с достоинством. Не присоединиться ли и вам с Сисси?

— Я присоединяюсь, — сказала Бабуля. — Молодость и красота должны занять почетное место.

— Да, сегодня вечером это именно так и будет, — сказал пастор, очень довольный, и предложил руку Люсиль, тогда как дядя Фред вызвался сопровождать к столу Иветт.

Но потом все было как обычно: плохо приготовленная, невкусная еда; скучный, бесконечный вечер, хотя Люсиль старалась быть веселой и общительной, а Иветт с ее необычайно нежным мечтательно-отрешенным лицом, была просто обворожительна. Кокетничая, она пробовала свою власть над окружающими, словно паучок, незаметно обволакивая и затягивая наиболее простодушных и беззащитных в свою паутинку. Смутно в подсознании ее преследовала мысль: «Почему все мы здесь как неодушевленные предметы? Почему все здесь так незначительно?» Это стало ее постоянным внутренним лейтмотивом. «Почему все так незначительно?» Была ли она в церкви или на молодежной вечеринке, на танцах в отеле или в городе, как мыльный пузырек в ее сознании постоянно всплывал вопрос: «Почему все так незначительно?»

Многие молодые люди готовы были ее любить, и даже очень преданно. Но она с нетерпением избавлялась от них. «Почему они так незначительны? Почему они так раздражают?» Она никогда даже не думала о цыгане. Это был лишь незначительный эпизод. Но приближение пятницы почему-то казалось странно значительным.

— Что мы делаем в пятницу? — спросила она Люсиль. На что Люсиль ответила, что они не делают ничего. И Иветт была раздосадована.

Пятница наступила… И помимо своей воли она весь день думала о карьере по дороге в Бонсэл Хэд. Она хотела там быть. И это было все, что она осознавала. Она хотела быть там. Хотя у нее ни на минуту не возникало всерьез намерения пойти туда. Кроме того, снова шел дождь. Но все время, пока она шила свое платье, спеша закончить его к завтрашней вечеринке у Лэмбли Клоуз, она чувствовала, что вся ее душа была там, в карьере с цыганами среди фургонов. Ее душа, не то утерянная, не то украденная, в своей оболочке отсутствовала. Она была там, в карьере, в таборе, с ним.

На следующий день до самой вечеринки она не имела понятия о том, что будет необыкновенно мила с Лео. Не думала, что уведет его от страдающей Эллы Фрэмлей. Что в тот момент, когда она будет есть фисташковое мороженое, он вдруг скажет ей:

— Почему бы нам не обручиться, Иветт? Я абсолютно уверен, что это было бы правильным решением для нас обоих.

Лео был немного слишком заурядным, но добрым и очень состоятельным. Он нравился Иветт… Но обручиться с ним… Какая ужасная глупость! Она почувствовала всю абсурдность этого предложения.

— Но я думала, что Элла Фрэмлей станет твоей избранницей, — сказала она.

— Да, это могло бы быть так. Если бы не ты. Знаешь, это все твои проделки. Потому что с того дня, как цыганка предсказывала твою судьбу, я почувствовал, что тебе нужен только я и никто другой, а мне — только ты.

— Действительно? — спросила Иветт, совершенно теряясь от удивления. — Ты уверен?

— А ты, разве ты не чувствуешь то же самое?

— Действительно? — Иветт с трудом перевела дыхание.

— Ты чувствуешь то же самое, что и я, не так ли?

— О чем ты? Что ты имеешь в виду? — спросила она, приходя в себя.

— Обо мне. О моих чувствах к тебе.

— Почему? Как? Ты предлагаешь обручиться? Мне? Нет. Как это возможно? Мне никогда в голову не приходило такое.

Она говорила со своей обычной убийственной откровенностью, совершенно не считаясь с его чувствами.

— Что останавливает тебя? — несколько озадаченно спросил он. — Я думал, ты согласишься.

— Ты и сейчас так думаешь? — поинтересовалась она с той жестокой прямотой, которая отпугивала ее друзей и врагов.