Исаак Фридберг - Арена - Пять новелл о человеческих странностях

— За… какими ребятами? — растерянно спросила Вера.

— Да за нашими! Неужели непонятно? Надо его тащить к дороге! Я пока веток наломаю!

— Подожди с ветками… — прохрипел Усов. — Гильзу достань… под камнем…

— Подождёт, — отрывисто бросил Берёзов.

— Костя… — прошептал Усов. — Она подождёт… Я… не могу ждать.

— Хорошо, — быстро ответил Берёзов. — Где?

— Здесь, — прошептал Усов. — Около моей руки…

Берёзов осторожно отодвинул от камня руку Николая Ивановича и перочинным ножом начал подкапывать камень.

Когда Вера вернулась вместе с Китиным и Фёдором Кузьмичом, Берёзов как раз закончил раскопки. Ржавая гильза, похожая на бесформенный комок глины, оказалась у него на ладони.

— Конец мне, ребята… — прошептал Усов. — Теперь всё будет правильно. А то могила здесь… а я — там… Непорядок… Наконец встретимся…

— Да что вы говорите, — всхлипнула Вера. — Вы ещё сто лет проживёте.

— Нашёл… гильзу? — прошептал Усов.

— Нашёл, — сказал Берёзов. Он сдавил пальцами гильзу, и она рассыпалась, словно была слеплена из песка.

Вера торопливо подставила ладони, торопясь поймать хоть несколько крошек ускользающего, исчезающего во мху прошлого.

Несколько коричневых, напоминающих хлебные, крошек упало ей на ладонь.

Берёзов отряхнул руки, ржавчина прилипла к коже, и Берёзов задержал руки на весу, словно не знал, что с ними делать.

— Прочесть что-нибудь можно?.. — не открывая глаз, прошептал Усов.

— Можно, — сказал Берёзов.

— Слава богу… — прошептал Усов и умолк.

Чувства, которые Вера испытывала к Берёзову, вряд ли можно было определить одним словом. Конечно же, на первом месте стояло уважение к герою войны, уважение, появившееся в Вериной душе раньше, чем она начала осознавать себя. А с другой стороны, природная чуткость, дарованная ей судьбой, передала ей ту едва уловимую неприязнь, которую испытывали к Берёзову Усов и Китин. Простой и по-житейски гармоничный внутренний мир этой девочки был смущён противоречивым отношением к Берёзову. Вера — скорее всего бессознательно — мучилась из-за этого. И вот сейчас, услышав всепрощающую ложь Берёзова, в той душевной борьбе, которую Вера вела сама с собой «за» и «против» Берёзова, восторжествовало «ЗА» и чувство обретённой гармонии на какой-то миг заслонило все другие чувства: страх, бессилие, боль…

— Коля, — сказал Берёзов. — Я её любил… Как умел, конечно… Я хочу, чтоб ты знал… Сорок лет прошло, а я ни разу не был счастлив, как тогда. Ужасно, да?.. Война, смерть… а я был счастлив… И больше никогда… Знаешь, как это страшно?

Усов молчал.

— Ты мне веришь? — прошептал Берёзов.

— Верю… — сказал Усов.

— Что вы все молчите?! — вдруг крикнул Берёзов. — Как будто я один виноват! Мы все вместе стреляли ему в спину! Все! И ты! И ты! Все! Что же вы смотрите на меня, будто я один виноват?!

— Никто не виноват, Костя… — прошептал Усов. — Время такое было. Я бы тоже выстрелил… если б мне сказали, что ты враг…

Вера вздрогнула, повела головой, словно хотела что-то сказать, но не решилась.

— Вера здесь? — будто услышав её движение спросил Усов.

— Здесь, — сказала Вера.

— Наклонись, — прошептал Усов. И Вера склонилась лицом к самым его губам.

— Противно быть стариком… — прошептал Усов. — Противно…

Они ещё сидели посреди леса, одинокие и беспомощные — и ждали Веру. Она побежала к дороге, за людьми.

Николай Иванович лежал неподвижно, онемевший, оглохший, лицо его медленно и неотвратно бледнело.

— За что-то всё-таки, — вдруг вполголоса произнес Берёзов, — судьба его наказала…

— Судьба не его наказала, — сказал Китин. — Она нас наказала… Нас всех. Жизнь прожита… и можно делать выводы… Почему-то она всегда наказывает невиновных.

— Она никого никогда не наказывает, — сказал Фёдор Кузьмич. — Нету неё для этого ни сил, ни власти. Люди сами себя наказывают, если они люди… Берут на себя грехи, свои… чужие… и наказывают себя. Вот и получается… Одни грешат… другие страдают…

— Господи… — прошептал Китин. — Помоги нам. Ну что тебе стоит…

Вера вернулась вовремя — Николай Иванович ещё дышал. Она приехала на мотоцикле с коляской. Управлял мотоциклом молодой веснушчатый парень. Он легко поднял безжизненное тело Николая Ивановича и положил его в коляску. Потом осторожно повёл мотоцикл лесными тропами.

Китин, Берёзов и Борин брели за мотоциклом — и это было похоже на похороны.

Утро следующего дня они встретили на кроватях районной больницы. Они лежали молча, неподвижно, то ли прислушиваясь к петушиным воплям за окном, то ли заблудившись в бесконечных стариковских мыслях. Белые стены, белые простыни, голубые пижамы…