Исаак Фридберг - Арена - Пять новелл о человеческих странностях

Николай Иванович покачал головой и шагнул мимо Веры.

Она тут же схватила его за рукав, по-детски изогнулась — под рукой — и снова вынырнула перед Усовым: лицом к лицу. Усов улыбнулся. Ему нравилась настойчивость девушки.

— Ну что вы, Вера, — вежливо улыбнулся Усов. — Я ведь вполне спокоен, видите, лекарство при мне — вот, пожалуйста.

Он порылся в кармане, вытащил металлическую ампулу с таблетками, спрятал её.

— Вы думаете, я иду из-за этих глупостей, которые наговорил Берёзов? — он улыбнулся и грустно покачал головой. — Я за письмом иду. Я ведь обещал Толе Румянцеву, что доставлю, если останусь жив. Должен сдержать слово. Я давно об этом думал… И вот я здесь. Десять минут — и все дела.

Вера смущённо подняла на него глаза и растерянно сказала:

— Вы меня не обманываете?

— Ну, что вы, — улыбнулся Николай Иванович. — У него мать-старуха, да вы знаете наверное.

— Мы к ней ездили…

— Представляете, получить письмо от сына… через столько лет.

— А ваше письмо?

— Моё?

— Да. Ваше. Что вы с ним сделаете? Подарите нам для музея? Оно же вам теперь не нужно?

Усов рассмеялся.

— Если подарю письмо — отпустите?

— Отпущу, — сказала Вера. Чувствовалось, что беспрерывная погоня за историческими реликвиями для школьного музея создала неуправляемую зону в коре этого симпатичного головного мозга.

— Между прочим, взятка! — насмешливо сказал Николай Иванович. Потом полез в карман, вытащил оттуда конфету и протянул Вере.

— Что это? — спросила Вера.

— Экспонат для музея, — невозмутимо сказал Николай Иванович.

Он уже собрался было уходить, но негромкий голос Веры остановил его.

— Николай Иванович, — сказала Вера. Она говорила, пряча глаза от смущения, но чувствовалось, ей очень хочется сказать слова, уже ожившие на её языке. — Мне кажется… вы всё-таки меня обманываете. Но я хочу вам сказать, что я вам верю.

— Очень интересно! — насмешливо сказал Николай Иванович. — Я вас, значит, обманываю, а вы мне верите. Как изволите понимать?

— Вы сейчас меня обманываете. Вам совсем не так весело, как вы представляете, — чуть слышно пролепетала Вера. — А вообще я вам верю.

— Спасибо, — серьёзно сказал Николай Иванович.

— А вообще мне нельзя вас отпускать! — в полном отчаянии сказала Вера. — Во-первых, я за вас отвечаю, а во-вторых…

— Да, интересно, что же во-вторых? — любезно осведомился Николай Иванович.

— Мало ли что! — сказала Вера. — Здесь, например, кабаны водятся!

— Чем же вы мне, любопытно, поможете, если появятся кабаны?

— Я буду громко орать и размахивать руками! — решительно сказала Вера. — И потом, у кабана будет выбор, и он, возможно, бросится не на вас, а на меня!

— Если б я оказался на месте кабана… — вежливо сказал Николай Иванович. Вера покраснела. Николай Иванович заметил её смущение, хмыкнул и умолк.

— Что бы вы делали на месте кабана? — с лукавым полудетским кокетством спросила Вера.

— Я бы не ел ветеранов войны и пионервожатых, — совершенно серьёзно сказал Николай Иванович. — Из уважения к их заслугам.

Вера рассмеялась.

— Можно я пойду с вами?

— Нет, — неожиданно строго сказал Усов.

— Почему?

Усов задумался, потом словно нехотя ответил:

— Тот камень на… минном поле лежит… Мы подходы к базе минировали… Я сам их ставил…

— Господи, ну о чём вы говорите! — рассмеялась Вера. — Мы тут грибы собирали! Разминировали всё давно! Ещё после войны! Тут много мин было: забредёт корова в лес — считай конец, нам в школе рассказывали.

— Ну, тогда пойдём, — сказал Николай Иванович.

Вера была счастлива. Улыбка — загадочная и беспредельно гордая — тут же поселилась на её лице, отчего лицо ещё больше помолодело и сделалось совсем детским.

Николай Иванович нашёл камень довольно быстро. По старой памяти, помня податливость камня, не раздумывая взялся за шершавые гранитные бока. Но сорок лет не прошло бесследно. Слабые пальцы скользнули по поверхности камня, обдирая кожу. Вера бросилась помогать, так, вдвоём, они обняли камень, напряглись из последних сил — и это усилие, отчаянное, исступлённое — снова потревожило больное сердце, сердце сжалось, отозвалось болью, Николай Иванович побледнел и обмяк, ударившись лицом о камень. Левая рука поползла к карману, вынула металлическую капсулу с нитроглицерином, но отвернуть крышку Николай Иванович не успел. Нелепо, совсем по-неживому извернувшись, тело его застыло на холодном камне, и равнодушный камень стал отбирать у него последние крохи тепла…