Гуля долго смотрел ей в глаза, пытаясь понять, она издевается или шутит.
— Нет уж, — сказал Гуля. — Это вы спите. А я пойду гулять.
— Я вас никуда не отпущу, — сказала Наташа. — В конце концов, я вас втравила в эту историю, почему вы из-за меня должны жертвовать своим здоровьем?
— Тогда я сплю в кресле! — сказал Гуля, сбросил туфли и положил ноги на тумбочку. — Вот так!
— Вам одеяло дать?
— Тепло! — сказал Гуля и демонстративно закрыл глаза. — Имейте в виду, я очень крепко сплю. Обычный будильник меня разбудить не может!
— Прекрасно! — сказала Наташа. — Значит, мой храп вам не помешает.
— Вы что, на самом деле храпите? — удивился Гуля.
— Ну да, — улыбнулась Наташа. — Это у меня от прадедушки. Он так храпел, что прабабушка через десять лет жизни с ним совершенно оглохла!
— Ваш прадедушка не дрался во сне? — опасливо спросил Гуля.
— Нет, — сказала Наташа.
— Тогда спокойной ночи, — сказал Гуля.
Наташа раздвинула диван, вынула бельё из специального ящика, постелила постель. Делала она всё бесшумно и скоро. Подушек было две. Наташа повертела их в руках, потом уложила одну рядом с другой в изголовье дивана. Оглянулась на Гулю. Он лежал с неподвижным, застывшим лицом. Наташа взяла свою сумку и пошла в ванную комнату — переодеваться.
Когда она вернулась в длинной ночной рубашке, сшитой из плотной махровой ткани, похожей на полотенце, Гуля лежал в той же позе — запрокинув на спинку кресла застывшее отрешённое лицо. Наташа быстро нырнула под одеяло и погасила ночник.
В комнате было светло от уличной иллюминации. Синие геометрические тени лежали на полу, стенах, пересекали гулино тело — отчего Гуля казался сложенным из неживых плоскостей, словно на картине знаменитого модерниста. Ощущение гулиной неодушевлённости довольно быстро исчезло, потому что, заснув, Гуля принялся бессознательно искать привычную для сна удобную позу — и стал вертеться в кресле. Вертелся он довольно долго, но безрезультатно. Наконец некая видимость удобства была достигнута в довольно неустойчивой и рискованной позе. Гуля застыл — но через секунду, шевельнувшись, полетел на пол. Впрочем, полёт его сна не прервал.
Наташа услышала грохот, открыла глаза, испуганно поднялась в постели.
Гуля спокойно посапывал на бархатном коврике.
Наташа встала, попыталась поднять Гулю — он сначала не поддавался, потом, очевидно, содержание его сна совпало с реальностью, он приподнялся и, поддерживаемый Наташей, опять улёгся в кресло. Всё происходило во сне, с лунатической аккуратностью. Наташа подняла его ноги, уложила их на тумбочку, и, удостоверившись в том, что статус кво восстановлен, пошла спать.
Она успела только встать на колени и откинуть одеяло — как за спиной раздался грохот.
Гуля снова лежал на полу, нежно прижавшись щекой к Наташиным тапочкам…
Было тихо и грустно. Отчего-то на глаза навернулись слёзы. Наташа заплакала беззвучно, по-детски, вздрагивая всем телом.
Может быть, она впервые осознала происходящее? Что такой вот была её свадьба — а другой, возможно, никогда и не будет? Что медовый месяц, в жизни каждого человека окружённый романтическим ореолом, у неё — Наташи — напоминает эпизод из старого русского водевиля? И уже никогда не будет другим? Что жизнь проходит в суете и клоунаде, всё время подменяемая вечной и никогда не сбывающейся надеждой?
Кто знает, отчего плачет женщина…
Проснулся Гуля от тишины. Объяснить это состояние невозможно — вдруг приснилась стеклянная комната, погружённая в море — странное непрозрачное море, густо-зелёное, похожее на желе. Он ходил по этой стеклянной комнате босиком и даже шагов своих не слышал…
Гуля открыл глаза и тотчас увидел лицо Наташи. Оно лежало совсем рядом, на соседней подушке. Чуть слышно посапывая, Наташа спала.
Гуля долго смотрел на розовую, смятую подушкой Наташину щёку, потом вдруг вскочил, схватил джинсы и метнулся в ванную комнату.
Там он привычно почистил зубы «Флореной», даже не заметив её вкуса.
— К-как я попал в кровать? — заикаясь, спросил он вернувшись.
— Порядочные мужчины в таких случаях женятся, — сказала Наташа. — Поскольку мы с вами уже женаты, я думаю, вам не стоит волноваться!..
Говорила она легко и весело; Гуля никак не мог определить, что это: шутка или хитро задуманная западня? От мысли про западню Гуля сразу вспотел и только сейчас, кажется, впервые задумался о серьёзных опасностях, которые поджидают мужчину на брачном ристалище.
Читать дальше