Дафна Дю Морье - Богема [litres]

Папа приложил палец к носу. Затем наклонился к уху леди Уиндэм.

– Придержите вашу Prunus Floribunda для других, – сказал он громким шепотом. – Когда я приеду с визитом в Колдхаммер, с меня хватит, если будет цвести моя хозяйка.

Слова Папы оставили леди Уиндэм совершенно равнодушной, и на ее невозмутимом челе ровно ничего не отразилось.

– Боюсь, что вы не садовод, – сказала она.

– Не садовод? – запротестовал Пана. – Цветы моя страсть. Все, что есть в Природе растущего, приводит меня в восторг. Когда мы были молоды, моя жена и я часто босиком бродили по лугам и пили росу с лепестков лютиков. В Колдхаммере я к этому вернусь. Селия будет бродить со мной. Мы будем бродить все вместе. Скольких из нас вы принимаете? Моего пасынка Найэла? Мою старую любовь Фриду?

Он сделал легкий жест рукой, которым в своей щедрости, казалось, обнял голов двенадцать.

– О, разумеется, – сказала леди Уиндэм. – Привозите кого желаете. Если понадобится, мы можем разместить человек восемнадцать…

В ее голосе прозвучало некоторое сомнение. Антипатия боролась с вежливостью. Когда взгляд леди Уиндэм остановился на Фриде, чья шляпа в этот момент выглядела еще более нелепо, Найэл понял, что она пытается определить, какие родственные узы их связывают. Значит, Фрида бывшая жена, а Найэл ее сын? Или все они незаконнорожденные? Впрочем, не важно. Не стоит об этом думать. Манеры прежде всего. Ведь Чарльз уже женился на Марии; она, во всяком случае, кажется такой приличной девушкой, такой неиспорченной.

– Мы будем рады видеть всю вашу семью, – сказала леди Уиндэм. – Не так ли, Доббин?

Лорд Уиндэм пробормотал что-то нечленораздельное и вытащил часы.

– Чем они занимаются? – спросил он. – Им пора переодеваться. Вот что хуже всего в таких делах. Сколько можно липнуть друг к другу? – Он взглянул на стенные часы. – Они не отстают?

Вот так Делейни и оказались в Колдхаммере. Это было большое, величественное здание; видимо, строить его начали еще до Тюдоров, да так и не довели до конца. Время от времени к нему пристраивали очередной флигель. К обрамленной колоннами парадной двери вела широкая каменная лестница. От окружающего парка дом был отделен рвом, который Уиндэмы называли Ха-Ха. С южной стороны здания, за террасой, были устроены площадки для развлечений. Когда притупилась острота первых впечатлений, Мария нередко задавала себе вопрос: каким развлечениям можно на них предаваться? Слишком много извилистых дорожек, утрамбованных прилежными садовниками, расходилось в разные стороны; симметричные ограды из конусообразных тисов закрывали вид. Ничто не росло по воле природы, все было тщательно распланировано. По бокам террасы стояли каменные львы с зевами, разверстыми в несмолкающем реве. Даже небольшую рощицу, единственное место для прогулок в дождливую погоду, издали напоминавшую рисунки Рэгхэма, портил неуместный там пруд с лилиями, на берегу которого сидела, прижавшись к земле, свинцовая лягушка.

– Эта старая лягушка – мое первое воспоминание в жизни, – сказал Чарльз, когда впервые привез Марию в Колдхаммер.

И Мария, делая вид, что восхищена скульптурой, тут же подумала, хоть и испытала при этом чувство вины, что лягушка обладает досадным и даже зловещим сходством с самим лордом Уиндэмом. Найэл, разумеется, тоже сразу обратил на это внимание.

– Старую одежду для деревни, – сказал Папа перед поездкой. – Старая одежда как раз то, что надо. Того, кто отправляется в деревню в лондонском костюме, следует исключить из его клуба.

– Только не старый свитер, он весь в заплатах из моих чулок, – запротестовала Селия. – И не пижаму с дырявыми брюками.

– Я буду спать один в огромной кровати с пологом, – сказал Папа. – Если, конечно, ее светлость не соблаговолит посетить меня. Как по-твоему, на это есть шансы?

– Один против ста, – ответила Селия. – Если не случится чего-нибудь вроде пожара. Только не этот галстук, Папа. Он слишком яркий.

– Мне обязательно нужен цвет, – сказал Папа. – Цвет – это все. Красный галстук отлично подойдет к твидовому пиджаку. Такое сочетание лишено официальности. К черту официальность.

У Папы было слишком много багажа. Целый чемодан лекарств, коричное масло, настойка росноладанной смолы, даже шприцы и резиновые трубки.

– Как знать, дорогая, – сказал Папа. – Я могу заболеть. Может быть, мне придется провести в Колдхаммере несколько месяцев и около меня день и ночь будут сидеть две сиделки.

– Но, Папа! Ведь мы едем всего на одну ночь.