Сергей Антонов: Трудный день

— Этот метеорит… Впрочем, вы все это знаете…

— Зря вы так думаете, Леонид Алексеевич, — заметил Ленин. — Кроме того, что где-то упал метеорит, я ничего не знал. Да, да… — Склонив голову набок, он подался к ученому и тихо произнес, улыбаясь: — Даже года не помнил.

Коршунов тоже улыбнулся.

— Странное дело! — продолжал Ленин уже серьезно. — Многие почему-то считают, что председатель Совнаркома, наркомы все знают! Чепуха. И притом — вредная. Мы мало, очень мало, позорно мало знаем! И чем больше мы с вами будем встречаться, тем лучше! Продолжайте, Леонид Алексеевич. И не торопитесь.

Коршунов, ободренный и повеселевший, продолжал, излагая заранее продуманные мысли:

— Если учесть, что самым крупным метеоритом считается метеорит весом в тридцать шесть с половиной тонн, за которым идет так называемый мексиканский в двадцать семь тонн, то наш сибирский метеорит лично мне представляется гигантом по сравнению с известными нам метеоритами. Но вся беда в том, что до сих пор точное местонахождение этого метеорита не определено.

— И вы хотите ехать за метеоритом? — спросил Владимир Ильич, когда Коршунов сделал паузу.

— Да, — ответил тот. — Совершенно верно. Хочу ехать за метеоритом. — И поспешил добавить: — Я понимаю, что сейчас не до них… Я буду просить совсем немного. Обидно, когда за границей создаются общества по изучению нашего русского метеорита, а мы…

— Нет, нет, нет, — быстро произнес Ленин. — Заграница здесь ни к чему. Пусть и не мечтают. Что нужно для вашей экспедиции?

— Я заготовил. — Коршунов из внутреннего кармана пиджака достал вдвое сложенные листы бумаги. — Я старался скромно, Владимир Ильич…

Ленин стал читать список, и чем больше он в него углублялся, тем больше хмурился. Коршунову показалось, что печаль, которой ни разу не замечал он у Ленина, сейчас ясно проступила на его лице. Потом Владимир Ильич положил эти листы на стол, провел по ним левой рукой, разглаживая, и обратил к ученому свое суровое и все еще, как казалось тому, печальное лицо.

Коршунов медленно поднял глаза на Ленина и неуверенно произнес:

— Хотя… список можно еще сократить. Хлеба меньше… Да и с приборами… Теодолит можно один сбросить, кроме того…

Ленин смотрел мимо ученого, в угол кабинета, казалось, не слушал и уже не замечал его присутствия.

— Теодолит сбросить, — повторил он, переводя взгляд сощуренных глаз на Коршунова, резко отодвинул свое плетеное кресло и, как бы в недовольстве и удивлении ударив пальцами по бумаге, вышел из-за стола.

Стараясь не смотреть на Коршунова, он сунул руки в карманы и зашагал по кабинету.

— Там же тайга, — заговорил Ленин резко и твердо, словно стараясь помочь ученому уяснить положение вещей. — Тысячи верст непролазной и путаной тайги. Бурные реки. Зверье. Бездорожье. И ни души на сотни верст… Вы понимаете это? — Он остановился. — Вы все это понимаете, — сказал Владимир Ильич более мягко и, снова посмотрев на список, продолжал: — «Фунт хлеба в день, пять фунтов сахара на всех, табаку…» — читал он, и в голосе его слышались то суровость, то недовольство, то удивление, то вдруг покрывавшая все это печаль.

— Сахар можно сбросить, а табак, извините, необходим: от комаров спасает, — строго заметил ученый.

Точно не слыша, Владимир Ильич продолжал:

— «Меха для футляров под инструменты». Под инструменты! — повторил он.

Коршунов поднялся, и стекла очков его, в которых отразились окна, засверкали. Была в нем решимость человека, идущего на последнее средство.

— Владимир Ильич! — громко и твердо сказал он. — Товарищ Ленин! Нужно ехать! Поймите, нам выпало счастье. Не на чью-нибудь, а именно на нашу территорию упал этот метеорит! Редкое явление! А мы?.. Упади он во Франции, Америке — представляете, сколько — и каких! — экспедиций устремилось бы к нему! Да, мы нищие, голодные, нас душат интервенты, но, в конце концов, редкая возможность предоставлена только нам. Мировая наука не виновата, что мы нищие. Нужно ехать, Владимир Ильич!

И Коршунов снова сел в кресло.

— Ах ты, боже мой! — воскликнул Ленин и подошел к ученому. — Конечно, нужно, необыкновенный человек, Леонид Алексеевич. То, что вы просите, мы дадим. Но этого же мало! Разве с таким оснащением едут в Сибирь?! Его может хватить для экспедиции в Подмосковье! Это же крохи! Обидно, обидно! — повторил Ленин и заговорил непримиримо и настойчиво: — Пожалуйста, не чувствуйте себя просителями. Вы же — ученые, редкие, удивительные люди, — наше будущее! Наследники великой русской науки! Цените себя и требуйте, а не просите! Жаль, что таким людям, как вы, мы не можем еще предоставить всего необходимого, всего, что они заслуживают! Но ничего! Дайте нам только срок!