Арчибальд Кронин - Три любви

Ее мебель перевезли в аукционный зал и продали без аукциона через дилерское агентство. Она терзалась из-за этой потери. Со жгучей болью отказывалась она от семейных вещей, которые время и привычка сделали совершенно своими. Она с энтузиазмом покупала их вместе с Фрэнком. Ей вспомнился тот день, с его радостными хлопотами и ожиданиями, – проникновенные и доверительные споры с мистером Гау по поводу достоинств дуба и красного дерева, собственная вдумчивость и взгляды, которые она искоса, с улыбкой бросала на Фрэнка… Да, когда Люси с любовью и гордостью многие годы полировала эту мебель, разве могла она представить, что будет вот так избавляться от нее? И выручила она так мало – жалкую сумму чуть более тридцати фунтов!

Некоторые вещи она все же сохранила – свой платяной шкаф, картину матери, кресло-качалку из спальни, на круглой ручке которого остались еле заметные вмятины от зубов Питера. Держась за юбку матери, маленький Питер вгрызался в эту ручку.

Потом, однажды вечером в конце января, она возвращалась со службы и в последний раз прошла вдоль набережной к своему дому. Необходимости в этой прогулке не было – в тот день из дома вывезли всю мебель, – но Люси влекло туда особое чувство.

Она вошла в пустую маленькую переднюю. Дом, пустующий и оттого незнакомый, лишенный всего материального, но все же, как ей казалось, населенный образами, насыщенный прошлыми событиями, увешанный гобеленами, сотканными из сокровенных моментов ее жизни, хранил странное величие покинутого места.

К ее глазам подступили слезы. Здесь ее любил Фрэнк, здесь родился Питер, отсюда она, обезумев, бросилась в туман, чтобы потерпеть фиаско, погубить свою любовь – и Фрэнка.

И вдруг она неудержимо зарыдала. Как это все получилось? Повернувшись, она вышла в сад – из покрытой настом земли торчали лишь несколько увядших стеблей, и голая яблоня, лишенная листвы, неподвижная, простерла две ветви, словно руки. На дорожке, умытая дождями, отполированная морозом, блестела светлая галька – эти камешки собирали они с Фрэнком…

С тоской Люси заставила себя уйти. Она заперла дом и, с красными от слез глазами, печально побрела по набережной.

Ключ она оставила в конторе агента, потом, охваченная странным безразличием ко всему на свете, поднялась по лестнице в квартиру мисс Хокинг на Виктория-кресент. Чуть помедлила у двери и тихо вошла.

Квартира мисс Хокинг имела артистический вид. Обои на стенах не были украшены ни букетами роз, ни незабудками. Они были однотонными, цвета резеды, и на них восхитительно смотрелись гравюры меццо-тинто Бёрн-Джонса, а также женщины Россетти с крутыми подбородками и чувственно изогнутыми губами, томно взирающие из массивных дубовых рам. В целом мебель была хорошей, – без сомнения, она перешла к хозяйке квартиры по наследству и на ней лежала печать подлинной старины. Кровать мисс Хокинг несла свой балдахин на четырех столбиках с достоинством исторического артефакта. Имелись и более новые вещи – подставка, резная этажерка, забавные безделушки. Они свидетельствовали о том, что владелица разбирается в современном декоративном искусстве.

В гостиной место привычных фотографий на фортепиано занимал атласный шарф с бахромой, а виолончель, прислоненная к резной этажерке наподобие подвыпившей девицы у стойки бара, в духе романтической небрежности, оправдывала присутствие этого шарфа. Тем не менее в этом не было ничего эпатирующего, ничего цыганского! Холман Хант, чьи работы тоже висели на стенах, строго это запрещал, привнося в атмосферу дома нечто вроде благочестивого аскетизма.

Еще здесь были книги, множество старинных книг, и также некоторое количество новых и еще не разрезанных, говорящих о склонности к современному дилетантству.

Более того, в углу беззастенчиво стоял пюпитр, а над камином красовался сосуд с ароматической смесью. Не было видно буржуазного фикуса, вместо него с бамбуковой этажерки свисали усики традесканции, со вкусом выражавшей тягу того века к зеленым ветвям и листьям для украшения дома. И действительно, преобладающим тоном квартиры был зеленый, даже в абажурах ламп. Да и сама мисс Хокинг носила дома этот цвет – снимая сшитые на заказ наряды, переодевалась в зеленые платья на кокетке, с длинными рукавами, сшитые из переливчатого шелка, который шелестел с обольстительной величавостью.

Безусловно, у этого дома была особенность, чарующая особенность, присущая в равной степени его хозяйке. Люси находила это впечатляющим, но определение данной особенности странным образом ускользало от нее. Ей нравился дом, нравилась ее новая компаньонка – как же иначе? – и все же она не могла понять, почему мисс Хокинг, которая со смехом называла себя скиталицей и даже изгоем, живет в Ардфиллане. Какая причина привела ее сюда? Друзей у нее было немного – причем их небольшой круг то и дело менялся, – а из родственников только брат, редко упоминаемый и по-прежнему живущий в ее родном городе на юге Англии. Да, Люси, похоже, не знала главного о своей подруге, и это озадачивало ее…