Арчибальд Кронин - Три любви

Вся территория была обнесена высокой внушительной стеной, и, словно этого было недостаточно, природа в своей щедрости воздвигла еще одну баррикаду – Сантьенский лес, который, почти вплотную приближаясь к стене, создавал мрачную неодолимую преграду. Таким образом, вся община была защищена наподобие цитадели или крепости с единственным и довольно замысловатым входом. Чтобы попасть в цитадель, необходимо было позвонить в колокольчик, подождать, пока кто-нибудь выглянет в окошечко, забранное решеткой, потом медлительная послушница впускала вас в вестибюль, после чего вам предстояло пройти через анфиладу гостиных, открываемых специальным ключом. И лишь тогда вы оказывались на пороге монастыря.

В одной из этих гостиных и сидела Люси. Она была одна – Жозефина и Мари-Эммануэль отправились к матери настоятельнице сообщить о ее приезде. Чтобы скоротать время в ожидании, Люси обводила неспешным взглядом маленькую комнату. Она была почти пустой – покрытый клеенкой стол, несколько расставленных с педантичной аккуратностью стульев, желтая керамическая печь с железной трубой, единственная картина с изображением Иисуса, идущего по водам. Но эта скудно обставленная гостиная поражала удивительной чистотой: деревянный пол сиял как зеркало, старая печь отсвечивала неярким глянцем, а труба сверкала наподобие нового цилиндра. Стол, стулья, дверная ручка были отполированы с большой тщательностью. Были времена, когда Люси гордилась безукоризненной чистотой своего дома, но он никогда-никогда не был таким безупречным, как эта комната.

Люси продолжала изумляться, когда дверь открылась и в комнату важно вошла пожилая женщина, а вслед за ней Жозефина и Мари-Эммануэль. Женщина была высокой, полноватой и казалась еще крупнее из-за многослойного облачения. У нее было полное белое лицо, шея вытягивалась вперед. Карие близорукие глаза, уменьшенные толстыми стеклами очков в металлической оправе до размера бусинок, смотрели с пристальным вниманием. Выступающие желтые нижние зубы придавали лицу недовольное выражение, словно она постоянно упрекала в чем-то весь мир. Но все же вид у дамы был внушительный. Она шагнула к Люси, протянула к ней руки и воскликнула с особой любезностью и торжественностью:

– Добро пожаловать!

Люси поднялась, догадываясь, что перед ней начальница ордена. Чувствуя себя под прицелом внимательных взглядов, она робко ответила на рукопожатие. Последовала пауза.

– Вы немолоды, – продолжала игуменья. Она стояла рядом с Люси, и та чувствовала легкий неприятный запах у нее изо рта. – Однако пути Господни неисповедимы. Вы работник, пришедший на виноградник около одиннадцатого часу [36] Мф. 20: 1–16. . Понимаете? Вас благословил Господь, и вы пришли. – Она замолчала, потом, быстро сменив тему разговора, спросила: – Вы устали?

– Нет, матушка.

Интуиция подсказала Люси, что ответить надо именно так.

– Не желаете подкрепиться?

– Нет, матушка.

Игуменья, опустив голову, с удовлетворенным видом отошла от Люси.

– Вы приехали в удачное время. Позже мы не смогли бы вас принять. Вам пришлось бы спать здесь – над гостиными. Но сейчас мы подготовлены. Мы примем вас перед молитвами. У вас немного времени на раздумье, тем не менее все складывается благоприятно. – Отвернувшись от Люси, настоятельница перевела взгляд на монахинь, которые тотчас же с почтением опустили глаза. – Отныне сестра Жозефина – ваша наставница, – приветливо сообщила она, – пожалуй, на несколько недель, а затем, в период начального послушничества, вы должны будете подчиняться матушке Мари-Эммануэль. – Настоятельница медленно кивнула и двинулась к двери с твердостью непререкаемого авторитета. Выходя из комнаты, она, не поворачивая головы, проронила: – Сестра Жозефина сказала мне, что на таможне с вас не взяли пошлины. Я рада. Для вас это хороший знак.

За ней закрылась дверь. Минуту-другую никто не разговаривал – словно для того, чтобы дать улечься волнению, вызванному августейшим присутствием, – потом сестра Жозефина ласково, как к ребенку, обратилась к Люси:

– Пойдемте, мы вас подготовим.

Жозефина отперла дверь и, взяв Люси за руку, провела ее в другую гостиную, поменьше. Их в молчании сопровождала сестра Мари-Эммануэль. Таково было строгое правило устава – ни одна монахиня не должна оставаться наедине с той, что не приняла постриг, всегда их должно быть две. И вновь они стояли в ожидании, пока не вошла старая послушница, неся в узловатых руках несколько черных велонов.