Арчибальд Кронин - Три любви

Он написал, маскируя свое неповиновение идиотской шуткой: «Поехал днем к маленькой Еве» – и подписался: «Дядя Том».

Потом, уже одевшись, он на миг застыл перед зеркалом шкафа, разглядывая себя. Постепенно лицо его начало расплываться в довольной улыбке. Поклонившись своему отражению, он изобразил рукопожатие, потом поднял руку и, несмотря на растянутое запястье, энергично махнул воображаемой ракеткой. Посмеявшись над своей заносчивостью, Питер поправил галстук, бросил на себя последний взгляд и вышел из дома.

Стоял восхитительный летний день – один из тех дней, когда в воздухе разлито солнечное сияние. Питер по-молодецки расправил плечи. По дороге ему попалась Элис Мейтланд, возвращавшаяся после урока музыки, и Питер, чуть развязно покачиваясь, ответил на ее робкий взгляд, небрежно приподняв шляпу. Конечно, в Элис не было ничего особенного, он это знал, к тому же, имея голову на плечах, не позволил бы себе и малейшей опрометчивости в этом отношении, тем не менее ему было приятно видеть в ее глазах тепло и интерес. Его легкая ответная улыбка может сделать ее счастливой на весь день. Кто знает?

На вокзал он явился в том же радужном настроении и, повинуясь необъяснимой блажи, потребовал билет до Рэлстона туда и обратно в первом классе. Для человека, считающего каждую монету, в подобной расточительности не было никакой нужды, но, откинувшись на спинку сиденья в уединенности купе и положив ноги в аккуратных ботинках на элегантную обивку дивана напротив, Питер признался себе, что этот опыт стоит лишних семи пенсов.

Поездка закончилась быстро – не было еще и трех, когда поезд прибыл в Рэлстон. Естественно, Питер знал о правилах приличия и пунктуальности. Но все же, хотя он шел самым неторопливым шагом, было еще слишком рано, когда он добрался до «Лё Нид». У ворот он нерешительно остановился. Перед ним расстилалась лужайка с натянутой сеткой, не очень ровно размеченная под теннисный корт. С двух сторон от нее стояли стулья. Но лужайка была пуста, как и стулья. Неожиданно он почувствовал себя неуверенно. Он не умеет играть в теннис, ему не следовало сюда приезжать. Он вдруг испугался, что его сочтут смешным. В замешательстве Питер быстро повернулся и, опустив голову, чтобы его не узнали, если увидят из окон, поспешил обратно. Постепенно он замедлил шаг и с четверть часа в раздражении бродил вокруг.

Все же, несмотря на упавшее настроение, он не мог не восхищаться прелестными виллами этого прелестного предместья. Одна в особенности привлекла его внимание. На широких белых воротах было начертано название: «Тауэрс» – и дом этот отважно пытался подтвердить свое имя, выставляя на обозрение барочные башенки, наполовину обшитые деревом и частично оштукатуренные, видневшиеся сквозь кусты рододендрона, которыми была обсажена извилистая подъездная аллея. «Впечатляющий особняк», – подумал Питер, и название почему-то осталось в памяти.

Наконец уверенность вернулась к нему, и, взглянув на часы, он направился к дому тети Евы.

На этот раз он немного опоздал, и на стульях, повернувшись к нему спиной, сидела уйма народа. Люди смеялись и разговаривали, судя по всему, весьма доверительно. Более того, у ворот тети Евы стоял автомобиль – большой красный автомобиль с красивыми высокими сиденьями из красного сафьяна и изящным латунным радиатором, на котором спереди был выбит голубой лев. «Аргайл» – с внутренним трепетом сразу догадался Питер, «аргайл» у ворот тети Евы. Открыв ворота, он опять засомневался: то ли подойти к группе людей, то ли направиться к входной двери.

Второе показалось ему более надежным, и, поднявшись на три ступеньки, он слегка дернул за колокольчик, а потом с нервозной серьезностью назвал свое имя прислуге, открывшей дверь.

Его проводили в гостиную, уже подготовленную для дневного чая, с изобилием сэндвичей и пирожных, кружевными салфетками и начищенным серебром. Чувствуя себя скованно, он примостился на краешке стула, следя за усердными приготовлениями и прислушиваясь к разговору, доносившемуся через полуоткрытое окно и напоминающему щебет скворцов. По сути дела, для Питера это был первый настоящий выход в свет, и он волновался. Его прежние ожидания того, что в университете он произведет на всех впечатление, едва ли сбылись. К примеру, на танцах бо́льшую часть вечера он грациозно подпирал собой дверь. А сейчас он чуть не вздрогнул, когда в комнату семенящими шагами вошла тетя Ева, а за ней неспешно следовал Чарли. Оба улыбались, приветствуя его.