Арчибальд Кронин - Три любви

– «Уэст» может рассчитывать на хороший сезон. Команда вполне приличная.

– Да? – с показным интересом откликнулась она.

– Великолепная, – ответил он, – помяни мое слово.

Она не отличила бы футболиста от тяжелоатлета, но ей приятно было видеть, как его бледное лицо порозовело от оживления, слышать, как он доверительно разговаривает с ней, откровенно рассказывает о своих пристрастиях и интересах. Пока он читал, она прихлебывала из чашки, с легкой улыбкой наблюдая за ним и отпуская уместные замечания. Иногда его вдруг прорывало:

– Подумать только, послушай, мама!

Да, она, его мать, была по меньшей мере довольна.

Наконец он бросил на пол последний газетный лист, зевнул и потянулся.

– Это чтиво не поможет мне занять первое место в списке. Но все же я трудился весь день.

Люси взяла за правило не давить на сына, пока он готовится к экзаменам, но в тот момент позволила себе пошутить:

– Судя по твоему виду, ты отлично позанимался. По-моему, ты собой доволен.

– Погоди немного и увидишь, как я буду доволен, когда объявят результаты, – важно изрек он. – Я возглавлю этот список – или не получу ничего!

– Да, ты всегда хорошо учился, – в задумчивости произнесла она, – все годы, с самого первого школьного семестра.

– Ну и ты хочешь, чтобы я сейчас остановился?

– Раз уж ты получишь одну из стипендий, – предположила она, – не важно, будет она первой или последней.

Люси встала и начала убирать со стола. Питер задумчиво смотрел на нее.

– Я помогу тебе вытирать тарелки, – сказал он немного погодя, когда она приготовилась мыть посуду.

Она подняла мокрую руку:

– Сиди на месте, мальчик.

Но он встал, снял с крючка кухонное полотенце и принялся вытирать вымытые тарелки, которые она складывала на дешевый лакированный поднос. Это наполнило Люси удивительным ощущением их близости: Питер почти касался ее и, возвышаясь над ней на полголовы, трогательно помогал ей в черной работе у кухонной раковины… Люси мечтала о том, как однажды, в тот вечер, когда он, возможно, придет домой после блестящей операции, она будет сидеть напротив него за безупречно сервированным столом в их столовой и скажет… да, она весело спросит: «А помнишь те дни, когда мы вместе мыли посуду на Флауэрс-стрит?» Это будет почти курьезное воспоминание! Но сейчас, однако, она дорожила его помощью – знаком товарищеской сплоченности.

– Спасибо тебе, – сказала она, когда они закончили, и отжала кухонное полотенце. – А теперь иди прогуляйся, перед тем как сесть за учебу.

– Думаешь, стоит? – нерешительно спросил он.

Она будто вновь услышала голос Фрэнка – не совсем уверенный, зависящий от ее мнения.

– Конечно, – твердо ответила она. – Это пойдет тебе на пользу.

Он взял кепку и вышел с той мимолетной неуверенной улыбкой, которой он по временам одаривал мать и которая согревала ее, свидетельствуя о его привязанности.

Пока Питера не было, она расставила посуду, прибралась в комнате, разложила его книги на столе, бережно прикасаясь к ним, потом быстро переоделась в серое домашнее платье. Все это время она прислушивалась, не раздаются ли его быстрые шаги по лестнице, не звучит ли пронзительный, заранее разученный свист, которым он теперь сообщал о своем приходе.

Услышав этот резкий сигнал, она подбежала к двери, распахнула ее и, оставив открытой, вернулась в кресло и занялась вязанием. Вернувшись домой, Питер решил, что дверь каким-то образом распахнулась сама – мать, разумеется, не настолько глупа и не так сильно его любит, чтобы оказывать ему подобные услуги.

Он прогулялся по парку, посмотрел, как играют в теннис, немного посидел на общественной лужайке для боулинга, а по дороге домой на минутку заглянул в «Гроув» – кафе Антонио Демарио – и съел там мороженое. «Знаешь, мама, чтобы охладиться после той рыбы», – пояснил он. Нахмурившись при упоминании о кафе, она все же воздержалась от замечания.

Он вновь взялся за книги. Сидя на другом конце стола, она вязала ему носки, потом пыталась читать роман, лежащий перед ней, с изумлением спрашивая себя: как могла она выдержать столь долгое пребывание ее мальчика в школе? Только потому, что это делалось во имя его блага и того требовали обстоятельства. Но теперь Люси понимала: благодаря происшедшей в нем или в ней перемене она никогда не сможет разлучиться с ним. Она тайком изучала его, пристально следила за его усилиями, мысленно поддерживая их неосознанным напряжением воли.